Камень. Пещера. Гора

В самом прямом смысле слова здесь жили в заводе, работали в горе, самоцветы мерили пудами; медное поле было действительно медным, а железная гора — железной, т. е. состоящей из отменной железной руды, как, например, Магнитная, Благодать или Высокая. На этой, последней, руду добывали с 1721 по 1990 год и добыли 223 миллиона тонн.

И железу действительно поклонялись: в Нижнем Тагиле во Входо-Иерусалимском соборе престолы были изготовлены из кубических магнетитов, «коим равных по величине, может быть, нет и в целом свете». Владельцы уральских заводов держали в своих гостиных куски магнитного железняка в богатой бронзовой оправе. Такие магниты можно увидеть сегодня в музеях Екатеринбурга и Нижнего Тагила. Тагильский «кусочек» удерживает железный груз в 50 килограмм: вот как сильна была высокогорская руда.

Уральская философия держалась долго и уживалась с советской идеологией: энтузиазм строителей Магнитки и Уралмаша был истинным, да и какая разница, кто начальник, если гора все равно главней. Поэт Б. Ручьев воспевал свою Магнитку всю жизнь; А. П. Банников, начальник Урал-машстроя и первый директор Уралмаша, умер со словами: «Не оставляйте завод!» До самых последних лет, до тех пор, когда заводы стали передавать из рук в руки, а директоров тасовать, как карты, жители уральских городов всегда знали имя директора завода и знали лучших его работников. Теперь больше знают продукцию завода… 9 Мая после военного парада на главной площади Екатеринбурга молодая женщина фотографирует годовалого мальчика возле комплекса С-300: «Стой, Виталенька! Стой, держись за нее ручкой, это папа наш делает!» И на вопрос: «Где это делают?» — отвечает почти с презрительным недоумением: «— Как где? На Трансмаше… Где же еще?..»

Дело даже не в том, какой завод и какую продукцию выпускает (хотя первоначальный — железоделательный — был действительно всемогущим: здесь выплавляли металл и обрабатывали его), а в абсолютной причастности: я — завод, я — Земля; она прикроет… Мы давно не замечаем, как глубоко это в нас сидит. На последнем по времени «Минерал-шоу» (тоже знак места) я говорила с человеком, торгующим минералогическими образцами:

— Откуда камень? Где вы его берете?

— Дома и беру.

— Как это дома? Прямо у крыльца, что ли?

— Ну почему у крыльца? Лунный камень метров сто за огородом…

— А кошатик?

— Этот подальше, метров пятьсот, наверное.

— А аметист откуда?

— Ну, аметист… От моего дома до Липовки меньше часу ходьбы. Что я, аметистов не наберу?

Вот и все: я беру, но мне дается, поскольку я здесь дома.

Бажовские сказы начинаются демонстративно одинаково:

«Жил в нашем заводе парень Илья…» «Жил в нашем заводе старик один…» «Росли в нашем заводе два парнишечки…» «Жил в заводе мужик един…» «От нашей заводской грани на полдень озеро есть…» «Пошли раз двое наших заводских траву смотреть…» То есть место всегда указано и по ходу действия уточняется: в руднике, на Красной горке, в Косом Броду, в Полевском, но вопрос: ПОЧЕМУ ИМЕННО ЗДЕСЬ? — остается открытым. То, что Бажов знал эти места с самого детства, ничего не решает: он весь Урал знал отлично, мог бы выбрать, к примеру, истинно сказочный пейзаж. Та же Сысерть, где он родился и прожил десять лет, живописней Полевского завода, а она к бажовским местам даже не относится.

Реальный Полевской завод описан в очерке «У строго рудника», о нем рассказывает бабка Павла Петровича, притом говорила она — это важно — «много мягче отца».

«Завод как завод. Такие же люди живут. Только в яме против нашего (Сысертского. — М.Н.) пришелся. Медная гора у них — Гумешки-то эти — место страховитое, а так ничего. Лес кругом, и ягод много. Кроме здешних, там еще морошка растет. Желтенькая ягода, крепкая. И в лесу у них не все сосны да березы, а ельник да пихтач есть… Ну и чесноку по тамошним местам много. Весной, как он молодой, целыми мешками его таскают да солят… В петровки, глядишь, из этого соленого чесноку пироги пекут. Славнецкие пироги выходят, только душище потом, как наедятся экого места…»

Про Медную гору бабушка говорила так: «Самое это проклятущее место. Сколь народичку оно съело! Сколь народичку!» И поясняет: парня задавила, старика изжевала, мужику плечо отдавила, девчушка без ума сделалась…

Так почему же в качестве любимого места Хозяйки Бажов выбирает эту самую страховитую, проклятущую гору? Ответ может быть только один: ОН НИЧЕГО НЕ ВЫБИРАЛ. Он рассказал так, как слышал. Имя сказителя, от которого П. П. Бажов еще в отрочестве слышал истории про Медную Гору и другие здешние чудеса, хорошо известно. Звали его Василий Алексеевич Хмелинин, по прозвищу дед Слышко, Стаканчик и Протча. Дед Слышко рассказывал все, что в свое время узнал от других стариков.