Камень погибели

Он уже совсем было сделал выбор в пользу остывающего омлета, как вдруг внимание его привлекли события, развивавшиеся за ближним к нему столом. Там сидела не слишком юная уже барышня лет тридцати – из тех, кого обычные грубияны называют старыми девами, а грубияны великосветские – синим чулком. Барышня, прямо скажем, была не во вкусе Загорского – вострый носик, торчащий подбородок, быстрые глазки, несуразная шляпка и строгое коричневое, почти монашеское платье без всяких украшений. В целом барышня походила на птичку, случайно залетевшую в вагон-ресторан. Загорский так и окрестил ее – Птичка.

Однако птичка эта уже попала в прицел невесть откуда взявшегося здесь охотника. К ее столику довольно развязно двигался красношеий мордатый парень лет тридцати пяти, одетый по моде американского Дикого Запада – коричневая шляпа с загнутыми полями, сапоги с острыми носами, серая хлопковая рубаха, коричневый кожаный жилет и кожаные же штаны с низкой посадкой, опоясанные широким ремнем. Для полноты картины не хватало только кобуры с кольтом.

Откуда здесь взялся ковбой, удивился Загорский. Ковбой, впрочем, сам ответил на этот вопрос.

– Мадам, – сказал он, слегка касаясь рукой своей шляпы, – позвольте представиться: Эл Джонсон-младший, к вашим услугам. Нефтепромышленник из Техаса.

– И что же дальше? – насмешливо спросила барышня.

– Я вижу, дама скучает, так чего бы, думаю, джентльмену не составить ей компанию? – простодушно отвечал ковбой.

– Где вы здесь видите джентльмена? – язвительно глянула на него Птичка.

– Да вот же он, я и есть джентльмен, – улыбнулся американец, без лишних церемоний усаживаясь за стол напротив нее. – Чистокровный, из Техаса, Джонсон-младший, если с первого раза недослышали. Вы что больше любите – скотч-виски или этот самый французский коньяк? Если спросите меня, то я душу продам за джин с содовой, но это, я понимаю, на любителя. Как говорят у меня на родине, со вкусом не спорят. Каких только людей на свете не бывает. Есть даже и такие, которые граппу дуют – и хоть бы им что. – Эл Джонсон-младший помахал рукой официанту. – Эй, как там тебя – фувуюань, дуй сюда, леди будет делать заказ!

Китайский официант в красном шелковом ифу подошел, кланяясь, и застыл в подобострастной позе, ожидая указаний.

– Леди не станет делать заказ, – непререкаемым тоном объявила Птичка. – И будьте любезны, освободите меня от вашего присутствия.

Красношеий глянул на нее непонимающе.

– Чего это вы, дамочка, обиделись, что ли? Вижу, недовольны, не пойму только, с чего вдруг. Я ведь как лучше хотел. Не любите виски, так можно и шампанское заказать. Только ведь это все дело-то и тормозит. С виски в два счета можно упиться, а шампанское еще когда подействует. А мы люди деловые, нам эти мерлихлюндии совершенно не нужны, я правильно говорю или как?

Тут Птичка обратилась напрямую к официанту.

– Любезнейший, – сказала она подрагивающим от возмущения голосом, – будьте добры, избавьте меня от этого нахала. И сделайте так, чтобы я больше его не видела, лучше всего – сбросьте с поезда на полном ходу.

Китайский официант молча дважды поклонился ей, потом перевел глаза на Джонсона-младшего и, в свою очередь, дважды поклонился также и ему. После чего застыл, готовый кланяться бесконечно. Поняв, что от китайца толку не будет, Птичка вынуждена была снова обратиться к американцу и даже возвысила голос.

– Вы меня плохо слышите, мистер Джонсон-младший? Тогда я вам еще раз повторю: оставьте меня в покое!

Джонсон-младший только руками развел.

– Да чем же я вам не приглянулся? Я ведь вроде как со всем моим уважением, а вы меня на ходу с поезда спихнуть решили. Нет уж, дамочка, давайте все, как у людей. Не желаете, чтобы вас угощали – да и ладно, пусть каждый платит за себя. А от разговора отказываться нехорошо, мы тут цивилизованные люди и должны поддерживать друг друга среди обезьян желтопузых.

Барышня в отчаянии обвела глазами ресторан, и взгляд ее упал на Загорского. Нестор Васильевич вздохнул, отложил вилку и салфетку, встал из-за стола и направился к Птичке. Спустя секунду он стоял уже возле ее столика, нависая над ковбоем. Лицо его чудесным образом изменилось и выражало теперь умиление и нежность.

– Дорогая! – воскликнул он. – Вот ты, оказывается, где! А я тебя ищу по всему поезду!

– В чем де… – начала было барышня, но Загорский перебил ее.

– Как тебе здешние разносолы? Уж наверное лучше, чем готовит твоя маменька. А я тебе говорил: Китай – это кулинарная столица мира. Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?

Тут Загорский слегка коснулся плеча американца, сидевшего напротив Птички, и сделал какой-то такой замысловатый пируэт всем телом, что ковбой оказался на ногах, а сам Загорский – за столом на его месте.

– Так это, значит, что – муженек ваш будет? – несколько оторопело спросил ковбой.

– Да, это мой муж, – смерив Загорского быстрым взглядом, заявила Птичка.

– Вон оно что, – разочарованно сказал ковбой. – Никогда бы не подумал. Он уж скорее в папаши вам годится.