Мне жалко, что теперь зима,И комаров не слышно в доме.Но ты напомнила самаО легкомысленной соломе.Стрекозы вьются в синевеИ ласточкой кружится мода;Корзиночка на головеИли напыщенная ода?Советовать я не берусь,И бесполезны отговорки,Но взбитых сливок вечен вкусИ запах апельсинной корки.Ты всё толкуешь наобумОт этого ничуть не хуже,Что делать, самый нежный умВесь помещается снаружи.И ты пытаешься желтокВзбивать рассерженною ложкой.Он побелел, он изнемог,И все-таки еще немножко.И, право, не твоя вина,Зачем оценки и изнанки?Ты как нарочно созданаДля комедийной перебранки.В тебе всё дразнит, всё поет,Как итальянская рулада,И маленький вишневый ротСухого просит винограда.Так не старайся быть умней,В тебе всё прихоть, всё минута.И тень от шапочки твоейВенецианская баута.1920
«Возьми на радость из моих ладоней…»
Возьми на радость из моих ладонейНемного солнца и немного меда,Как нам велели пчелы Персефоны.Не отвязать неприкрепленной лодки,Не услыхать в меха обутой тени,Не превозмочь в дремучей жизни страха.Нам остаются только поцелуи,Мохнатые, как маленькие пчелы,Что умирают, вылетев из улья.Они шуршат в прозрачных дебрях ночи,Их родина – дремучий лес Тайгета,Их пища – время, медуница, мята.Возьми ж на радость дикий мой подарок,Невзрачное сухое ожерельеИз мертвых пчел, мед превративших в солнце.1920
«За то, что я руки твои не сумел удержать…»
За то, что я руки твои не сумел удержать,За то, что я предал соленые нежные губы —Я должен рассветав дремучем акрополе ждать.Как я ненавижу пахучие, древние срубы.Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко,Никак не уляжется крови сухая возня,И нет для тебя ни названья, ни звука,ни слепка.Как мог я подумать, что ты возвратишься,как смел?Зачем преждевременно я от тебя оторвался.Еще не рассеялся мрак и петух не пропел,Еще в древесину горячий топор не врезался.Прозрачной слезойна стенах проступила смола,И чувствует город свои деревянные ребра,Но хлынула к лестницам кровьи на приступ пошла,И трижды приснился мужамсоблазнительный образ.Где милая Троя? где царский, где девичий дом?Он будет разрушен,высокий Приамов скворешник.И падают стрелы сухим деревянным дождем,И стрелы другие растут на земле,как орешник.Последней звездыбезболезненно гаснет укол,И серою ласточкой утро в окно постучится,И медленный день,как в соломе проснувшийся вол,На стогнах шершавыхот долгого сна шевелится.1920
«Когда городская выходит на стогны луна…»