Камень (сборник)

Нет, никогда, ничей я не был современник:
Мне не с руки почет такой.
О, как противен мне какой-то соименник,
То был не я, то был другой.

Два сонных яблока у века-властелина

И глиняный прекрасный рот,
Но к млеющей руке стареющего сына
Он, умирая, припадет.

Я с веком поднимал болезненные веки —

Два сонных яблока больших,
И мне гремучие рассказывали реки
Ход воспаленных тяжб людских.

Сто лет тому назад подушками белела

Складная легкая постель,
И странно вытянулось глиняное тело, —
Кончался века первый хмель.

Среди скрипучего похода мирового

Какая легкая кровать.
Ну что же, если нам не выковать другого,
Давайте с веком вековать.

И в жаркой комнате, в кибитке и в палатке

Век умирает – а потом
Два сонных яблока на роговой облатке
Сияют перистым огнем!

1924

«Вы, с квадратными окошками, невысокие дома…»

Вы, с квадратными окошками, невысокие дома,
Здравствуй, здравствуй,
петербургская несуровая зима.
И торчат, как щуки ребрами,
незамерзшие катки,
И еще в прихожих слепеньких
валяются коньки.
А давно ли по каналу плыл
с красным обжигом гончар,
Продавал с гранитной лесенки
добросовестный товар.

Ходят боты, ходят серые у Гостиного двора,

И сама собой сдирается с мандаринов кожура.
И в мешочке кофий жареный,
прямо с холоду домой,
Электрическою мельницей
смолот мокко золотой.
Шоколадные, кирпичные, невысокие дома,
Здравствуй, здравствуй,
петербургская несуровая зима.

И приемные с роялями, где,

по креслам рассадив,
Доктора кого-то потчуют
ворохами старых «Нив».
После бани, после оперы, —
всё равно, куда ни шло.
Бестолковое последнее трамвайное тепло.

1924

«Сегодня ночью, не солгу…»

Сегодня ночью, не солгу,
По пояс в тающем снегу
Я шел с чужого полустанка.
Гляжу изба: вошел в сенцы,
Чай с солью пили чернецы,
И с ними балует цыганка.

У изголовья, вновь и вновь,

Цыганка вскидывает бровь,
И разговор ее был жалок:
Она сидела до зари
И говорила: подари
Хоть шаль, хоть что, хоть полушалок.

Того, что было, не вернешь,

Дубовый стол, в солонке нож,
И вместо хлеба – еж брюхатый;
Хотели петь – и не смогли,
Хотели встать – дугой пошли
Через окно на двор горбатый.

И вот проходит полчаса,

И гарнцы черного овса
Жуют, похрустывая, кони;
Скрипят ворота на заре,
И запрягают на дворе;
Теплеют медленно ладони.

Холщевый сумрак поредел.

С водою разведенный мел,
Хоть даром, скука разливает,
И сквозь прозрачное рядно
Молочный день глядит в окно
И золотушный грач мелькает.

1925

«Я буду метаться по табору улицы темной…»