Камень судьбы

– Д-да, – несколько растерянно сказала Настя. – Но медведи-ик… у меня нет вина…

– Я дам тебе бутылку. Это будет весело. – Слова Декатина падали, как тяжелые камни. – Это нужно мне. Если ты все сделаешь правильно – получишь два вот таких пузырька «имиглико». Поняла?

И он впервые за все время посмотрел прямо в глаза девушке. Настя попыталась отодвинуться, но взгляд Декатина был наполнен такой силой, что она тут же сдалась.

– Да, – глухо произнесла Настя. – Я все сделаю… Когда надо ехать?

– Прямо сейчас. Иди, одевайся. Хотя нет, погоди… – Декатин вынул из кармана маленький шарик на цепочке. – Надо подстраховаться, а то вдруг эти проклятые ма… что-нибудь учуют. Смотри сюда, киска, смотри внимательно и верь моим словам…

Взгляд девушки сфокусировался на шарике, и тот засветился призрачным зеленым огнем. Глаза Насти стали совершенно пустыми, а Декатин поднес губы к ее уху и произнес несколько слов.

– Теперь иди. – Он хлопнул девушку по попке. – И быстрее! И упаси тебя Всеотец задержаться.

Декатин поднялся на ноги, бросил взгляд на часы. Когда Настя, волоча за собой по полу халатик, скрылась за дверью, он пробормотал:

– До Совета еще три часа. Мы должны успеть…

Осенний вечер накатывался на Москву, как неприятельская армия. Тяжелые тучи шли сплошным строем, густо бомбардируя город ледяной крупой. Пронзительный ветер трепал широкие ленты перетяжек, рвал афиши, раскачивал деревья, и их оголенные ветви секли стылый воздух, словно сабли. Густой туман дымовой завесой полз по запруженным автомобилями улицам. Под его прикрытием в столицу вступала зима, но никто из погруженных в свои житейские сиюминутные проблемы людей пока не замечал этого.

Зябко поеживаясь под порывами ветра, Глеб не спеша шел по улице Бутлерова, время от времени оглядываясь по сторонам. На душе у него теперь царило обреченное спокойствие. Выбор сделан, Рубикон перейден. В голове занозой сидела единственная мысль:

«Главное – чтобы быстро! Пусть больно, но быстро! Крица был прав – умирать, не доделав дела, страшно. Поэтому пусть все произойдет за несколько секунд… Как там пелось в какой-то старинной песне: «Если смерти – то мгновенной».

Вот и стройплощадка. Расшугав стаю бродячих собак, Глеб нашел дыру в заборе, протиснулся в щель между двумя отогнутыми листами профнастила и вломился в мокрый бурьян. Место, где лежал камень, он помнил хорошо. Когда до тайника осталось буквально два шага, Глеб остановился, сбросил сумку на землю, глубоко вдохнул холодный вечерний воздух. Вокруг громоздились глыбы бетона, сквозь туман смутно просвечивал остов здания, напоминающий развалины древнегреческого Парфенона.

– Здесь мне и лежать! – неизвестно кому сообщил Глеб.

Бурьян ответил меланхолическим шелестом, ветер швырнул в лицо пригоршню ледяных гранул. Достав сигареты, Глеб долго возился с зажигалкой. Курил он жадно, а когда в пальцах остался лишь обгорелый фильтр, потянулся было за второй сигаретой, но тут же убрал пачку в карман.

– Перед смертью не надышишься!

Быстро достав футляр с камнем из щели между бетонными блоками, Глеб выпрямился, протянул руку в туманную мглу.

– Вот смарагд! Забирайте! Ну?! – Его голос дрожал, срываясь на визг.

В ответ где-то на другой стороне стройплощадки залаяли собаки. Глеб ошалело огляделся – никого! – по-заячьи сиганул к сумке, подхватил ее и стремглав бросился прочь, петляя между раскуроченными бытовками… В голове набатом стучало:

«Жить! Жить! Жить!»

Шатаясь, точно пьяный, он выбежал на улицу и, распугивая одиноких прохожих, понесся к метро. Слежки не было. Глеб Погодин, живой и невредимый, с изумрудом, оказался на время предоставлен самому себе. И у него по-прежнему оставалось два пути, две возможности, два плана действий – либо отдать камень, либо уйти в бега.

Судорожно глотая табачный дым у входа в подземку, Глеб размышлял:

«Хоть монетку кидай… И человека, чтобы посоветоваться, нет. Нет?! Черт! Да на кой мне человек, когда есть…»

Отбросив недокуренную сигарету, он решительно рванул стеклянную дверь метро. Размахивая сумкой, едва не сбил дежурную, продрался через турникет, начисто забыв про карточку, и под трель свистка побежал вниз по эскалатору.

Над притихшим осенним леском плыл ароматный дымок мангала. Расторопный шашлычник, весело посверкивая глазами, насаживал обсыпанное приправами мясо на длинные шампуры. Поодаль, в резной деревянной беседке, вокруг застеленного крахмальной скатертью стола, молча сидели полтора десятка человек. Тишину нарушали лишь потрескивающие угли да тихий звон ветра в высоких хрустальных бокалах. Набольшие клана Ксенфа собрались на поминальную встречу, чтобы почтить память погибших и решить судьбы живых. Дэфтер, выждав положенное обычаями время, когда сидевшие за столом мысленно попрощались с Владыкой, старым магом и погибшими во время ночного происшествия в Обители воинами, подал знак наполнить бокалы темно-золотистым фалернским вином.

– Во славу Всеотца и Великого древа – да живет клан Ксенфов в веках! – провозгласил он.