Камень второй. Горящий обсидиан

Но когда Макс Милиан впервые после своего чудесного исцеления пошел, его ждал еще один удар… Разорванные сухожилия, видимо, срослись так же неуклюже, как и ребра. Ноги гнулись в коленях с трудом. Пришлось потратить немало времени на то, чтобы терпеливо раскачать их. Растяжка вышла мучительной, как на самой суровой тренировке. Только теперь Макс Милиан пытался не сесть на шпагат или сделать что-то акробатическое, а всего лишь заставить ноги разгибаться. Это было непросто…

Только через полчаса, сильно хромая, он сумел выбраться во двор. Конечно, Макс прекрасно понимал, что хмурая, наполовину вросшая в землю избушка Палюса находится не в горах Фумо посреди безлюдных ледяных пустошей, но все равно был удивлен, обнаружив себя на одном из сухих островков гигантского болота, пышно заросшего скрипучими деревьями донгор, как на подпорках, на своих длинных корнях поднимавшимися над водой. Кроны их плотно смыкались, оставляя лишь небольшие прорехи для солнечного света, который длинными коническими лучами пронизывал густой, заполненный водяным паром воздух болотного мира.

Слышалось верещание невидимых в темной листве дурашниц; резкие протяжные крики птиц порой заставляли на мгновение испуганно замолкнуть какую-то стрекочущую летучую мелюзгу.

Несколько минут Макс в растерянности разглядывал пестрое изобилие дикой жизни, окружавшее его, и пытался сообразить, куда попал. На ум приходила только Зеленая Дельта Гиледы. Недалеко отсюда должно быть Драконье Море — Кармасан, — в которое Гиледа впадает. А вот место, где Макс оставил Хору Лунарис и чуть навсегда не остался сам, отсюда очень и очень далеко.

Что ж… теперь он знает о своем спасителе две вещи: во-первых, «Палюс» — это не его настоящее имя, скорее, принадлежность к местности, ибо в переводе с древнего языка, из которого он это слово вытащил, оно означало бы «болотник»; во-вторых, он сильный маг, владеющий трансволо. Причем наверняка тем самым — тридцатиминутным: умирающего Макса Милиана спасла именно невероятная скорость, с какой была оказана помощь…

…Стараясь шагать ровно, Макс отправился на поиски воды. Обойдя дом, он нашел водосборную бочку, а заглянув в нее, наконец-то увидел себя со стороны… и отвернулся… Со стоном он опустился на траву, где сел, прислонившись к бочке спиной и обхватив руками колени…

Он был страшен и отвратителен сам себе. Не в силах плакать, Макс тихонько завыл от отчаянья.

Несложно представить, что чувствовал четырнадцатилетний мальчишка, в один день потерявший силу, красоту, надежду и… будущее. Отныне для него, калеки и преступника сумрачный храм дикой жизни с колоннами стволов донгора должен был стать последним приютом.

Стоило ли проходить Дикую Ничейную Землю, выживать там, где гибли другие, делать то, чего никто не мог сделать… ради того, чтобы в конце концов закончить свои дни так?..

Нечестно. Несправедливо… Охваченный отчаяньем Макс Милиан не видел ни одного из возможных выходов. Он метался во мраке, как птичка ормих, пойманная в простейшую из ловушек, куда и вход-то никогда не запирается…

Успокоился Макс нескоро, но все же каким-то образом он сумел победить отчаянье и взять себя в руки. Возможно, память сурового Джуэла Хака сыграла тут свою роль. Как бы там ни было, но он заставил себя встать и снова посмотреть на свое отражение в бесстрастном зеркале воды. «Твой новый облик. Привыкай,» — говорил он сам себе, утешаясь тем, что изуродована только правая половина лица, а также, что глаз под разорванной в трех местах бровью не пострадал.

Затем он крепко задумался, можно ли без риска для жизни напиться из этой бочки — стоящей посреди болота и наполненной дождевой водой, в которой вдобавок плавают какие-то огрызки. Выловив один такой огрызок и рассмотрев его поближе, Макс нервно рассмеялся: бочку заполняли рубленые корневища аира — известного средства для очищения воды.

Отбросив все сомнения, он вдоволь напился и даже погрузил в прохладную воду лицо; новая кожа правой щеки остро ощутила холодок.

…Как ни странно, Макс Милиан, тот самый, что без слез рыдал над своей несчастной судьбой, неожиданно обрел сильную волю к жизни, совсем как хищный шалфей в тяжелый, засушливый год. Более того, он заметно воспрял духом и посмотрел на сложившуюся ситуацию иначе: ведь теперь он свободен. Для Ордена и обоих Советов он мертв, а значит, больше ничего никому не должен. Ну не замечательно ли?..

До прихода Палюса Макс Милиан с искренним любопытством исследовал весь сухой островок, на котором стояла отшельничья избушка. Откопав в куче хлама за домом широкий нож, он срубил ровный молодой донгор и сделал себе посох. Меч Макс потерял еще в Провале, оставив его в теле стигийского паука. Сейчас же ему совершенно не хотелось оставаться без оружия в незнакомом и наверняка опасном месте. А если учесть появившуюся теперь сильную хромоту, то посох будет весьма кстати, пусть даже не придется сражаться.