Но она не упала, а лишь со злостью пнула этот чертов камень, и побежала дальше. На следующий день Наташа уехала из города.
На душе у Романа еще никогда не было так гадко. Он сидел в дворницкой сторожке и уныло рассматривал Главного Хранителя. Вместо чая они сегодня пили коньяк.
– Объясните мне, почему я должен был это сделать?
Хранитель грустно поглядел на Рому.
– Если бы она осталась здесь, она – рано или поздно все вспомнила бы. А это поставит под угрозу весь наш мир. К тому же опасно было бы оставить их двоих рядом, мало ли что еще придет в голову Надэль. Правда, ты мог бы и не заступаться за русалку…
– Не мог. Я не смог бы. Она поступила плохо, желая убить Наташу. Но…. Но ведь это все из – за меня! Это была истерика влюбленной женщины…
Старик при этих словах ухмыльнулся.
– Но ведь она необычная женщина?
– Да чего там необычного! Ну, хвост, ну – поет хорошо…. Она меня любила, я не простил бы себе, если бы ее казнили.
– Ты ведь знаешь, Ромка, что ты мне теперь как сын. Стал как сын, за один только месяц. Хотя, честно сказать, я приглядывался к тебе несколько лет. А Надэль я знаю уже лет шестьдесят. И люблю ее, как родную дочь. Непутевую, порой легкомысленную, но все же добрую и искреннюю, всегда зрящую в корень дочь. Я как мог смягчил наказание. Ради вас обоих.
– Как она?
– Как…. Плачет уже три дня. С отрубленным пальцем и обрубленными волосами. Молчит и плачет столько, что ее слезы скоро затопят весь бальный зал. И не поет. Возможно, и никогда уже не запоет…Что – то сломалось в ней.
Старик с надеждой посмотрел на Рому.
– Сходи к ней, а? Может она с тобой заговорит? – он вздохнул. – Иди, ты нужен ей. А за остальное не переживай, на ее красоту поклонники найдутся.
Роман послушно встал и вышел, так и не поняв, к какой из двух женщин относится последняя фраза. И все же уже у двери он обернулся.
– Хранитель! А почему мне не назначили никакого наказания?
– Твоя совесть – вот твое наказание. Я знаю, она у тебя есть. И она будет мучить тебя всю твою оставшуюся, очень долгую жизнь. Ты не смог справиться с данной тебе силой – и за месяц сделал несчастными сразу двух женщин. А сумеешь ли ты сделать счастливой хотя бы одну?
Надэль сидела в фонтане, прислонившись лбом к его каменному боку. Лицо ее было безжизненно, кожа бледна, а волосы, обрубленные топором, ужасно взлохмачены и все еще испачканы кровью.
Рома сел на край фонтана.
– Прости меня, – еле слышно сказала она. – Я – ревнивая дура. Я испортила жизнь и себе и тебе. И ей! – из ее глаз вновь полились слезы, и Роме стало безумно ее жаль. Он погладил ее по голове, а затем, нагнувшись, поцеловал в лоб.
– Я хочу проверить, какими талантами ты меня одарила. Ты доверяешь мне?
– Да, – тихо всхлипнув, прошептала Надэль.
– Тогда садись на край фонтана и закрой глаза. Только не открывай, пока я не скажу.
Надэль послушно села и закрыла глаза. Роман, нежно окутав ее покрывалом, достал ножницы и начал стричь. Видимо, Надэль все же, по полной наградила его талантами, так как получилось хорошо. Закончив, он взял в руки зеркало и спросил:
– Тебе нравится?
Надэль с удивлением рассматривала свою новую прическу. Волосы стали еще короче, но ей, удивительным образом, это шло. Она кивнула.
– Скажи, – спросил Рома. – Ты полюбила меня после того, как дала мне эту красоту и обаяние, и все остальное?
Она покачала головой. Затем махнула рукой по воде, отчего та покрылась рябью, и в воде Рома увидел то, что произошло чуть больше месяца назад, но казалось, что в далекой прошлой жизни.
Вот над фонтаном склонился заплаканный, прыщавый, неловкий и угловатый, ужасно неуверенный в себе юноша, решивший лишить себя жизни из – за того, что его толкнули в лужу. Вот рыжая русалка, всем сердцем пожалевшая его, сделала его таким, каким он хотел стать…
– За что же ты полюбила меня? Ведь я был такой…
– Ты был добрый, смелый, с чистой душой. Я ведь не человеческая женщина, я смотрю не глазами, а сердцем, в самую суть!
– У меня к тебе три просьбы. Исполнишь?
Надэль, печально улыбнувшись, кивнула.
– Во-первых, убери это, пожалуйста, – он показал на изображение на воде. Оно тут же исчезло. – Просьба вторая: ты разрешишь мне тебя поцеловать?
Глаза русалки теперь горели счастьем, и она радостно кивнула.
– А какой будет твоя третья просьба, – спросила она, сияя.
– Спой мне.
И она запела…
Было морозное зимнее утро. Роман Викторович вяло диктовал студентам лекцию, глядя в окно на занесенный снегом двор. Снег никто не убирал. Старый дворник (а по совместительству – Главный Хранитель) умер уже полгода назад. Нанимали других дворников, но они не работали дольше двух месяцев, последний уволился, прям под новый год, и теперь эта вакансия пустовала, а снег – не понимая этой проблемы, продолжал засыпать все вокруг.