Почему в криминальной среде так принято давать клички? Может, принимая прозвище, человек как бы завершает разрыв с прежней жизнью, так как упоминание нормального имени связывало бы с нормальной жизнью, сдерживало воспоминаниями? Трудно, наверное, решиться на убийство, к примеру, какому-нибудь Вите Колчину, у которого мама учительница, а милая сестренка ходит в балетную школу. Другое дело, если его зовут Цыпа, слово, которое ничего ему не напоминает, ведь так не звали его ни мать, ни сестра, ни учителя в школе. Цыпа — инопланетянин на земле, которому на всех наплевать.
Как только зашли в лес, мне зажгло ногу и чем ближе подходили к закопанному камню, тем сильнее жгло.
Место захоронения выдавала пожухлая трава, да и то при внимательном взгляде. Я остановился и протянул руку:
— Давай лопату.
— Сейчас подам, за дурака, блин, считаешь, — носатый взял у братка лопату и кинул мне под ноги. — Дернешься, пристрелю.
Площадь раскопки я взял метр на метр, бандиты держались на почтительном расстоянии, и шансов, кинься я на них с лопатой, у меня практически не было.
Копал я недолго, но за это короткое время о чем только не передумал, в первую очередь, конечно, о маме, у нее больное сердце и как пережитое этой ночью отразилось на ней. Освободились ли они с Лизой? И очень важно — сами или кто помог? Не дай Бог, о захвате узнают в деревне, тогда уж точно люди из важной конторы возьмутся за меня. Но это в том случае, если останусь в живых. Кто знает, как поведет себя страшная сила, таинственным образом связанная с камнем заклятия. Если гибель Х-ва произошла случайно (я совсем не хотел его смерти), то теперь мне придется попросить или приказать. Хотя, возможно, таких понятий для хранителя камня не существует, ему нужно просто желание того, кто им обладает, а в какой форме это будет произнесено, не важно. Так что зря я опасаюсь как-то оскорбить его.
Как до этого говорил, закопал я камень глубоко, и когда он показался, я не торопился его поднимать. Странно, но у меня было чувство вины перед ним, пусть не вины, а ощущение, что я обманул его. И, честно сказать, ждал наказания за то, что оставил его здесь. И брать его мне совсем не хотелось, и я лишь пялился на него, пока стоявший на краю ямы носатый не крикнул:
— Ты че, козел, тормозишь? Копай.
— Должен я хоть немного отдохнуть?
— На том свете отдохнешь.
Я поднял камень, мне не хотелось никого убивать, и лишь угрозы носатого заставили меня тихо произнести:
— Я хочу, чтоб эти двое погибли.
И тут же мне на голову свалился носатый, чуть не свернув мне шею. Я быстро вылез из ямы, рядом, глядя остекленевшими глазами в небо и раскинув руки, лежал Цыпа. Я забрал оружие и кинулся к берегу, о камне (закопать снова или оставить себе) я боялся даже думать, сначала надо было выручить Николая и Никифорова.
Прячась за стволом лиственницы, я приказал бандиту положить на землю оружие и сделать десять шагов вперед, что он безропотно исполнил. Затем приказал лечь на землю и положить руки на затылок. После чего развязал Николая и Никифорова.
— А где Нос с Цыпой? — спросил Никифоров, потирая запястье.
— Там, — показал я на небо, — я же терминатор.
— А что с этим будем делать? Оставлять в живых нельзя, он приведет других.
— Не знаю.
— Я знаю, — отозвался Николай, — он меня связанного метелил и к Лизе под подол лез. Представляешь? Пусть попробует избить меня в честной драке, — Николай подошел к лежащему и пнул его в бок: — Вставай, сука!
Колыма, как и все из банды Кукарева, был крепкого телосложения, а Николай погрузнел, да и тренировался последний раз на службе. Однако Колыма хотел жить, боялся драться в полную силу и позволил Николаю избивать его, надеясь, что все и закончится простым избиением. И в очередной раз оказавшись на земле, не попытался даже встать, а сидел, вытирая кровь с губы.
— Дерьмо, привыкли кучей на одного, — Николай отошел к реке и стал пригоршнями плескать в лицо воду.
И тут к сидевшему направился Никифоров, Колыма быстро вскочил, вынул из кармана нож — вылетевшее лезвие блеснуло на солнце. Но это не остановило Никифорова, как-то легко, отточенным тренировками приемом, он перехватил руку с ножом, заломил так, что Колыма вскрикнул и опустил нож. В ту же минуту Никифоров обхватил его шею, резкий нажим… и обмякшее тело Колымы словно по стене скользнуло по стоявшему Никифорову и распласталось на галечном берегу. Никифоров поднял нож и сунул в карман.
— Черт! — от досады я схватился за голову. — Зачем ты это сделал? Хватит трупов! Хватит!
— Зачем? Я не хочу, чтобы они врывались в дом, грозились изнасиловать сестру и на моих глазах раздевали ее донага. Думаешь, я вот так, походя, рассказал им о тебе и показал твой дом? Не должны мы были его отпускать, не должны.
— Этого нам еще не хватало, — показал Николай в сторону реки: — Моторка.
Мы унесли и спрятали в кустах тело Колымы, оружие и стали ждать. Вскоре Николай определил, чья моторка:
— Участковый. Нас ищет. Что будем говорить?
— Придумаем по ходу пьесы.