Камень, жнец и мандрагора (СИ)

Похвальная осторожность. И неудивительная, учитывая его увлечения. Памфлеты и прочие сочинения Вольного ветра надо где-то печатать, желательно сохраняя при том инкогнито. Вряд ли в диссидентской компании завалялись счастливые обладатели типографии.

Вылетев с арены, Кахалон снизился ещё раз, так, чтобы держаться ниже верхней части стены, но и не опускаться к самой земле, где хватало прогуливающихся горгулий. Я зависла рядом, обеспокоенно пригляделась к Алессандро, однако жнец так и висел бесчувственным мешком на горгульем плече.

Как ему помочь? Ему вообще помочь можно или этот затяжной обморок необратим?

— Давай туда, — Кахалон указал на подмигивающие огнями дома старой части города.

— Но моя семья живёт в новой…

— Именно. Твоя семья. Что-то мне подсказывает, они мало обрадуются, увидев твоего жениха в… таком состоянии.

Он прав. Ох как прав!

— Отнесём его в дом, где мы… наша компания собиралась недавно, — пояснил Кахалон. — Дом принадлежит одному моему хорошему знакомому… вернее, его семье, которой сейчас нет в городе.

— Знакомый поддерживает диссидентское дело? — устало предположила я.

И спина опять разнылась, хотя в каменной ипостаси не должна бы…

— Поддерживает, — подтвердил горгул и полетел к жилым домам.

В потёмках на улицах внимания мы привлекали ещё меньше, чем на арене, и до гнезда сочувствующего молодым бунтовщикам добрались легко, быстро и без эксцессов. Дома никого не было, даже хозяина. Парадная дверь заперта, но окна второго этажа беспечно оставлены нараспашку, что существенно упростило проникновение внутрь. Кахалон отнёс Алессандро в одну из спален, сгрузил на кровать, пока я включала свет. Затем мы осмотрели и ощупали недвижимого жнеца, совместными усилиями сняли с него куртку, рубашку и обувь. Нынче Алессандро действительно больше походил на труп, чем на живое существо: бледный, холодный, пульс еле прощупывается, на внешние раздражители не реагирует. При том никаких заметных повреждений не обнаружилось, даже синяка завалявшегося не нашлось. Он просто лежал, белый и ледяной, словно холодильный шкаф.

Кахалон не задал ни единого лишнего вопроса ни в процессе осмотра, ни во время моих безуспешных попыток привести жнеца в чувство, но по лицу его я видела, что в изложенную Оливером версию он поверил не больше, чем я в обещание возрождённого нас догнать. Наконец, явно притомившись наблюдать за моей бестолковой суетой вокруг Алессандро, он шагнул к кровати, тронул меня за плечо и сказал, что мне не повредило бы отдохнуть. Знакомый — горгул надёжный, верный идеям диссидентства и из его дома нас не выгонят и не найдут, если вдруг станут искать.

Ну да, очевидно, что с арены мы столь спешно драпали отнюдь не по причине чрезмерных возлияний моего жениха.

Уходить не хотелось. Вдруг за время моего отсутствия Алессандро станет хуже? Но и не признать правоту Кахалона нельзя. Надо привести себя в порядок, успокоиться и всё взвесить трезво, твёрдо и без паники.

Уложив жнеца поудобнее и накрыв его одеялом, я наведалась в ванную комнату. В домах старой части города и вода горячая есть, надо же…

Сменила ипостась, осмотрела себя, убеждаясь, что физически цела и здорова, умылась и вернулась к Алессандро. Опустилась рядом с ним на край постели и так и просидела до самого рассвета, бездумно глядя в окно.

* * *

— Халциона?

Я моргнула, выныривая из странного состояния полудрёмы, полузабытья, повернула голову к оставшейся открытой двери.

— Киана? Что ты здесь делаешь?

Сестра переступила порог спальни, приблизилась к кровати.

— Кахалон залетел с утра пораньше, предупредил наших родителей, что ты у него ночевала и на день тоже останешься, и мне шепнул, чтобы я заглянула. Вот, — Киана стряхнула с плеча лямку сумки, — я тебе одежду принесла, если надо.

— Спасибо, — я кое-как выпрямилась, прогнулась в попытке размять затёкшую спину.

Кажется, горгул заходил под утро, спрашивал что-то о моих родителях… но я большую часть сказанного даже не расслышала, скульптурой застыв в осоловелой этой, бездумной пустоте.

— Что с ним? — сестра настороженно посмотрела на Алессандро.

С ночи ничего не изменилось, жнец по-прежнему лежал неподвижно и еле-еле дышал.

— Не знаю, — ответила честно и внезапно спохватилась: — А Кахалон не сказал родителям, что…

— Что у вас тут явно какая-то мутная хрень стряслась? — догадливо закончила мою мысль Киана. — Нет. Я же говорила, Кахалон не такой. Он всё понимает… особенно когда речь о чём-то… таком.

Интересно, одобрил бы он кражу священной реликвии под носом толпы, её прославляющей?

Я встала, забрала у сестры сумку, изучила содержимое. Киана не мелочилась, сложила впопыхах два моих платья, нижнее бельё и пару предметов для личного туалета.

— И что у вас за мутная хрень?

— Мутная хрень.

— Незаконная?

— Незаконная.

— Если тебе нужно, можешь отойти. Я пока посижу с ним.

Я обернулась к сестре.