Каменка

— Не боюсь я вашего сатрапа! — запальчиво крикнулъ Пушкинъ: ученикъ Лагарпа, ставъ императоромъ Европы, не переставалъ быть нашимъ царемъ…. Онъ выслушаетъ насъ, пойметъ….

— А если графъ къ нему не допуститъ? — сказалъ, улыбаясь, Орловъ.

— Допуститъ! — произнесъ Пушкинъ, сверкнувъ глазами.

— Понимаю рѣшимость Курція и Винкельрода! — проговорилъ, охваченный дрожью, Мишель.

— Enfants perdus! — досадливо пробасилъ съ дивана Александръ Львовичъ.

— Такъ ты и въ этомъ противъ насъ? говори, противъ? — обратился къ нему младшій братъ….

— Еще бы — все фарсы!.. пересадка то нѣмцевъ, то Франціи….

— Какая?

— Да эти-то подземные рыцари…. все игра въ конституцію, въ партіи…. и все для успѣха толпы….

— Но эта толпа — родное общество, — убѣжденно сказалъ Орловъ: мы же его ближайшіе, кровные вожди….

— А я не согласенъ, — подзадоривалъ Якушкинъ.

— Пора достроить старое, великое зданіе, — произнесъ Волконскій…

— Рано, князинька, захотѣли быть на виду, карнизомъ! — возразилъ старшій Давыдовъ: не только наши стѣны, фундаментъ ползетъ по швамъ.

— Стыдно, слушай! Ужли не понимаешь? — обратился къ брату Василій Львовичъ: вѣдь одно спасеніе въ такомъ обществѣ.

— Vous périrez, cher frère….

— Mais en honnête homme…. voila.

— Et moi, moi, — заговорилъ, горячась и сверхъ обычая сильно волнуясь, старшій братъ: je vous die…. vous fairez bien du mal à la Russie, — съ этимъ вашимъ тайнымъ обществомъ!.. вы насъ отодвинете на пятьдесятъ лѣтъ назадъ….

Прошло нѣсколько мгновеній общаго молчанія.

— Такъ, какъ-же? поставимъ прямо вопросъ: полезно-ли учрежденіе такого общества? — спросилъ Орловъ: рѣшайте.

Стали собирать голоса. Большинство, въ томъ числѣ самъ предсѣдатель, отвѣтили утвердительно.

— Мнѣ же не трудно доказать противное, а именно, что вы всѣ здѣсь шутите, — вдругъ сказалъ Якушкинъ: и первый намъ это докажетъ нашъ предсѣдатель.

— Какъ, такъ? — спросилъ, краснѣя, Раевскій.

— Дѣло просто, — продолжалъ Якушкинъ: ну, положимъ, мы васъ обманывали…. или нѣтъ, иначе говоря…. ну, представьте, что союзъ, или тамъ тайное политическое общество, о которомъ сейчасъ шла рѣчь… уже теперь существуетъ и что вы среди его членовъ….

— Ну, и что-же? — спросилъ не совсѣмъ рѣшительно Раевскій.

Пушкинъ, Мишель и другіе впились глазами въ Якушкина.

— Такъ вотъ я къ вамъ, Николай Николаевичъ, обращаюсь, — проговорилъ Раевскому Якушкинъ: если такое общество существуетъ, вы навѣрное отказались бы вступить въ его члены?

— Напротивъ, изъ первыхъ бы къ нимъ присоединился! — отвѣтилъ Раевскій.

— Ой-ли? въ такомъ случаѣ, - торжественно произнесъ Якушлинъ: знайте, общество существуетъ…. вашу руку….

— Вотъ она! — нѣсколько подумавъ, сказалъ Раевскій.

— И моя, — съ жаромъ вскрикнулъ Пушкинъ.

— И моя! — радостно присоединился Мишель. Волковскій тревожно, изъ-за спины Орлова, дѣлалъ незамѣтные другимъ, знаки Якушкину. Посдѣдній опомнился.

— Я пошутилъ, — сказалъ, смѣясь, Якушкинъ: мы условились съ Орловымъ: неужели можно было принять это за правду? тайнаго общества въ Россіи нѣтъ и быть не можетъ.

Орловъ, Василій Давыдовъ и Волконскій также смѣялись.

— Ну, и браво! — проговорилъ, весело поворачиваясь въ креслѣ, Александръ Львовичъ: а то вы, господа, совсѣмъ было меня напугали…. глупая мода — эти общества! пустая и опасная….

Пушкинъ всталъ.

— Какъ? такъ это и въ-прямь была только шутка? — вскрикнулъ онъ взволнованнымъ, обрывавшимся голосомъ: вы издѣвались надъ нами? шутили?

Всѣхъ поразилъ видъ Пушкина. Въ его гнѣвно-пылавшихъ глазахъ дрожали слезы. На блѣдномъ лицѣ выступили красныя пятна. Весь онъ былъ взбѣшенъ и раздражемъ.

— Я никогда… о, никогда, — произнесъ онъ съ чувствомъ и сбиваясь на каждомъ словѣ: въ жизни я ни разу не былъ такъ несчастливъ, какъ теперь….

Всѣ слушали молча.

— Я вѣрилъ, — продолжалъ Пушкинъ: говорю среди честныхъ людей…. я замѣчалъ, почти былъ убѣжденъ, что тайный союзъ патріотовъ уже учрежденъ, или здѣсь же, среди насъ, получитъ свое начало…. Я видѣлъ высокую цѣль, видѣлъ жизнь мою облагороженною, нужною и полезною для другихъ….

— Александръ Сергѣичъ! Саша! полно, успокойся! — перебилъ это Раевскій: да твоя слава, жизнь….

— И все это была только шутка! или я не стою такой чести? — вскрикнулъ, дрожа и глотая слезы обиды, Пушкинъ: идеалъ мой разбитъ! спасибо! зло шутите, господа….

Сказавъ это, онъ бросился изъ комнаты, надѣлъ въ передней шубу и шапку и вышелъ въ садъ. Видя его настроеніе, никто изъ друзей не рѣшился его остановить или слѣдовать за нимъ. Сдѣлалъ было движеніе Волконскій. Князю было жаль Пушкина, хотѣлось ему что-то сообщить, чѣмъ-то его утѣшить. Но и онъ остановился, подъ вліяніемъ тайнаго, грустнаго раздумья и почти священнаго благоговѣнія къ общему, пылкому другу.

Погода, по прежнему, была тихая, съ легкимъ морозомъ. Туманъ поднялся. Звѣздная ночь искрилась на оледенѣлыхъ деревьяхъ и кустахъ, на крышѣ дома и садовыхъ полянахъ. Окрестность молчала. Изрѣдка только снизу, черезъ садъ, доносился шумъ колёсъ водяной, на Тясминѣ, мельницы, работавшей на всѣ камни, благодаря недавнему половодью пруда и рѣки.