Каменная грудь

Поодаль несколько загостившихся персов перебрасывали с рук на руки яркие куски материи, и на солнце они становились еще ярче, еще привлекательнее для глаза. На Доброгаста ловко набросили кусок, в одно мгновение опутали до ног. Держа ножницы у самой земли, один из персов спросил:

– Рэзить или не рэзить?

Доброгаст скосил глаза, увидел на плече золотого сирина, полюбовался им с минуту и, тяжело вздохнув, сбросил парчу.

– В походе добудем! – сказал кто-то рядом.

– Как бы не так, – возразил другой голос, – князь не допустит пограблений в Болгарии.

– Что так?

– Поскольку на Дунае сплошь русские города нашего воздвижения, с нашим народом – добычи никакой быть не может.

– Зачем же тогда война? – снова спросил прежний голос.

– А затем, чтобы слиться с болгарами, – вмешался пожилой воин, опиравшийся на зазубренную секиру, – Днепр впадает в море и Дунай впадает в море и то море зовется Русским. Так и два языка сольются воедино.

– Больно мудрено чего-то, не пойму… – протянул простоволосый парень с гребенкой и стальным кресалом у пояса.

– Чего там! Толкуй так: восхотел князь покончить с греками раз и навсегда, – сказал старик с посохом.

В конце торжища послышались громкие голоса, шум, пьяные выкрики.

«Что это?.. Неужто? Ну да, они гогочут, точно гуси, они – храбры с заставы на Десне. Так и плывет толпа мимо Улеба, будто река под каменной башней. А вот и Волчий хвост, и Бурчимуха, и Тороп. А где же Яромир? Неужто… Но нет, вот и его желтокудрая голова мелькает. Только что же случилось? Почему все кругом так смеются?» – Доброгаст продрался сквозь толпу.

Окруженный тесным кольцом зевак, Буслай поднимал с земли камни, взвешивал их на могучей ладони и бросал поверх голов, приговаривая:

– В этой избе меня на пиру обнесли… в этой – мне в чару плюнули… а в этой – под бока кулаками совали, белы рученьки крутили, по двору волочили, носом землю пахать заставляли… Получите, бояре, сполна, долг платежом красен!

Камни грохотали по черепичным крышам боярских изб, будто гром в грозу.

– Лови петухов, бедный люд, – не унимался Буслай, – щипли их! Пусть по всему Киеву перья летят!

Недолго потешался храбр.

– Дорогу! Дорогу! – раздалось позади, и перед буяном появился верховой – воевода Волк. Толстощекое лицо выражало недовольство.

– Что здесь?.. Кто кого?

Мужчины быстро расходились, женщины наперебой затараторили.

– Умолкните, проклятые бабы, цыц! – тряхнул рукавом Волк.

– Проваливай, воевода! – лез на рожон Волчий хвост. – Мы, княжеские храбры, тебе не подвластны… Мы Руси подвластны.

– Взять! – багровея, заорал Волк.

Дружинники опустили копья. Улеб не спеша достал меч. Остальные храбры последовали его примеру. Сам не ожидая того, Доброгаст очутился рядом, сжал кулаки.

– Только попробуй, воевода, – спокойно сказал Улеб, – враз сомну в кучу и кишки на руку намотаю… Мне это не впервой – много печенежских черепов по степи валяется, из глаз репей торчит!

– Вы тут в три горла вино дуете заморское, а мы на заставе воду из Десны хлещем, – вмешался Тороп, – хлеба не едим, людей не видим. Не замай!

Буслай поднял с земли ярко начищенный медный щит, прикрылся им, и Волк увидел свое отражение. На него смотрел маленький, похожий на жабу, уродец с головою в пивной котел и ножками-коротышками.

Воевода покраснел, засопел носом:

– Как зовут тебя, чтобы я доложил княгине?

– Я – Волчий хвост! – храбро отозвался Буслай.

– А я – Волк! Воевода Волк! А ты только хвост! Пёсий хвост! Оставьте их, – раздраженно махнул он рукой.

Дружинники подняли копья.

– Пусть вас там сожрут звери в незнаемых землях! – погрозил кулаком воевода, поворачивая коня. Отъехав немного, он добавил про себя: «Ах, медведи, будь им неладно».

– Здорово, други! – приветствовал Доброгаст храбров.

– Гляди-тко – Доброгаст! – восхитился Тороп. – Буслай, помнишь его?

Храбры обступили Доброгаста, как старого знакомого, хлопали его по плечу, трясли руку.

– Как там, на окраине? – спросил Доброгаст.

– Скучно, брат, пропали совсем печенеги, словно мухи по осени. С тех пор, как Златолист приезжал, – ни одного в степи не сыщешь, – ответил Буслай, – только ветерок в ушах посвистывает.

– Подожди, появятся еще, – вставил мрачно Улеб, – всеми улусами появятся на нашей земле. Тогда не то запоешь.

– Да ну тебя! – отмахнулся Буслай. – Налей-ка лучше… выпьем за встречу, за дружбу.

– Дружба дружбой, а служба службой! – остановил его Улеб. – Будет! Вперед надо закупки сделать.

– Значит, в большой поход, други? – спросил Доброгаст.

При этом вопросе храбры как-то сразу умолкли, помрачнели. Один только Улеб добродушно сопел носом.

– Наше дело петушиное, – хорохорясь, закивал головою Тороп, – прокукарекал, а там хоть заря не вставай. Куда пошлет княгиня, туда и поскачем. Ведь мы ее дружинники.

– Нет, молодец, мы на побывке в Киеве. Получим жалованное, сделаем закупки и назад в степь жариться… Поход не для нас.

– Дурень, – оборвал Буслая Улеб, – кто ты будешь в молодшей дружине князя? Стрелец, каких тыщи, а в степи ты – храбр! Ты – витязь! Опять же воля! Убьют – орел, а не пакостный ворон выклюет очи.

К Доброгасту подошел Яромир: