Каменная грудь

Некоторое время стояли молча. Блуд окинул взглядом своего бывшего закупа: «Отрок, ягненок нелизанный, но взгляд острый и губы сжаты, чело высокое, чистое, княжеское чело, синяя рубаха с медными позеленевшими пуговицами подпоясана веревочкой, на ней мусат.[41] За сапогом нож торчит… брр…»

– Добро здравствовать, сотский, – поклонился Блуд, пряча глаза.

– И тебе здорово, вельможа, – отвечал Доброгаст сдержанно, – садись, что ли, я тоже посижу. Было время, настоялся перед тобой.

Он обхватил колено руками, откинулся назад, вспомнилось все в мельчайших подробностях: и смута на Гнилых водах, и покои княгини, и Судислава…

– Времена меняются, – зачастил Блуд, усаживаясь, – сидит на веточке червяк, гадкий он… листочки гложет… глазом моргнуть не успел – уже мотылек полетел, кафтан на нем золотой, в разводах, глаз радует… Вот мы и свиделись. Могли бы и раньше свидеться, да ты не хотел того.

Он хитровато подмигнул Доброгасту.

– Зачем я тебе? – ничуть не смутившись, спросил Доброгаст. – Или за задатком пришел, старую клячу требовать?

Вельможа приложил палец к губам.

– Чш… не за этим пришел я, сотский… когда разбогатеешь, отдашь задаток!

– Долго ждать, вельможа, – ухмыльнулся Доброгаст.

– Погоди, погоди… важное дело! – придвинулся Блуд, зашептал: – Ты будешь богат! У тебя будет своя изба, двор свой… а на нем свиньи, коровы, гуси белые.

Грязные ручейки сбегали по его лицу, шапка сбилась набок, смешно топорщился передник на брюхе.

– Ты будешь с нами, со мной и княгиней. Мы дадим тебе знак – и ты выступишь. Я прощу тебя, а Святослав сделает тебя тысяцким…

Блуд решил высказаться напрямик, но это давалось ему не без усилий над собой.

– Оружия! – перебил Доброгаст. – Мечи, копья, щиты! И хлеба!

Блуд даже подпрыгнул от неожиданности, заморгал глазами, засопел носом, перед мысленным взором встала картина, которая не раз снилась ему по ночам – разгневанный люд подошел к самому крыльцу и кричит: «Оружия нам!» Это было весной… перед крыльцом лежали трупы убитых.

Пот прошиб Блуда.

– Прощения твоего мне не надо, – продолжал Доброгаст, – чин отдайте другому, кому охота измываться над смердом, а богатство… Пусть княгиня обещает вольности киянам и переменит уставы по всей земле!

Доброгаст замолчал, молчал и Блуд, собираясь с мыслями, он никак не ожидал подобных требований.

– Острога она сподручна… – донесся приглушенный голос, – да из тела назад нейдет…

Затрещал хворост под чьими-то тяжелыми шагами, просунулась голова в шляпе из прутьев, глаза, как цвет белены – на белках лиловые жилки, ядовитые глаза. Блуда даже в холод бросило.

– А-а, – протянул незнакомец, – я погодя загляну. – И исчез.

– Согласен, вельможа?

– Согласен, сотский, – поспешно ответил Блуд. «Напишем им грамоту, а там придет Святослав!» – мелькнула блудливая мысль.

– Не называй меня сотским, вельможа!

– Нет, погоди… ты завтра наденешь кафтан и проникнешь в гридницу… там будет пир… Златолист задает. Проникнешь и потолкуешь с именитыми… Как-никак ты гонец от великого князя. Тебе поверят. Скажи им – Святослав, мол, скоро вернется… Сослужи службу.

– Тебе? Никогда!

– Не мне, нет! Киянам. Да, чуть было не запамятовал, – спохватился вельможа, – Судислава кланяется тебе.

Доброгаст вздрогнул. «Нет, нет, – сказал себе – никогда не бывать этому…»

Но робкая надежда родилась в душе и невозможно было ее подавить.

Совещались до позднего вечера и до позднего вечера вельможа слышал, как бродили кругом чуждые ему, злые люди. Выламывали палки, насаживали на них ножи, обжигали крепкие колья в кострах.

ПИР ГОРОЙ

Слава великому князю Русской земли! – протянулись отовсюду чеканные братины, вознеслись над головами, прогремели и опрокинулись.

Слава наряднику Киевского стола!

Выплыли из дверей лебеди в перьях, на серебряных блюдах.

– Слава Златолисту! – в третий раз грянул хор охрипших голосов, и вслед за тем усердно задвигались кадыки.