Каменная ночь

Алексей Смирнов – психиатр, работающий в Петербурге. Крах коммунистического режима пришелся на годы его учебы по профессии. Другими словами, Смирнов является носителем сразу двух мировоззрений – как советского, так и российского постсоветского. Сегодня он находится в ловушке безжалостной посткоммунистической экономики, ориентированной исключительно на извлечение прибыли, и пытается не обижаться на свой мизерный оклад или непрестижность работы. Он полон иронии, которой он умело пользуется как противоядием против пессимизма. Мы встретились для того, чтобы обсудить ту работу, которую он провел с ветеранами войны, но Смирнов воспользовался возможностью и через час после начала нашей беседы завел более общий разговор о жизни и смерти. “В вашей стране или, по крайней мере, в Америке бытует представление о том, что здоровье – это нечто ценное, – говорит он и замолкает, чтобы открыть окно в занесенный снегом двор. – Если ты не куришь, не пьешь, не потребляешь холестерин, жиры или сахар, то ты здоровый человек. Все тебя будут любить, и ты заработаешь много денег. То есть если у тебя и с психологическим здоровьем все в порядке. Если ты не безумен, все будут думать, что ты отличный человек, ты преуспеешь. Если что-то не заладится, ты несешь свой организм к специалисту в «починку». А у нас нет такого отношения к этим вещам”. Он зажигает сигарету и с наслаждением затягивается. Улыбается: “Думаю, это называется аутоагрессивным поведением”[901].

Агрессия, точнее, изучение агрессии – одна из специализаций доктора Смирнова. Он предполагает, что агрессия является прямым следствием некоторых других проблем, порожденных коммунистическим режимом, наследием репрессивной политики, ответом на насилие со стороны государства. Он рассуждает об устойчивой “лагерной ментальности”, свойственной как больным, так и здоровым, о глубоком недоверии к государству и к закону, которое рушит все шансы на строительство в стране демократии. Он считает, что большинство людей предпочитают не задумываться о проблеме агрессии, не разбираться с ней, как не задумываются они и о смерти. Он объясняет: “Это наше странное свойство, у других обществ оно тоже есть, но у нас оно доведено до абсурда, до крайности. Диссоциация. Каждый знает, что означает несоответствие между словом и делом. В нашем обществе мы превратили это в какую-то нелепость, в анекдот. Это не исключение из правил, а само правило: сказать одно, а сделать другое. Это правило жизни советского человека. И знаете, что это такое? Это шизофрения. Я имею в виду, в символическом смысле. Происходит раскол, расщепление… Человек думает, что им управляет сборище монстров, но вслух говорит: «Да здравствует наша партия, да здравствует наше правительство»”. Он делает паузу между затяжками и добавляет: “О, и я не оговорился: советский человек. Этот типаж не изменился”.

Мы могли бы весь день проговорить о противоречиях и парадоксах советской культуры. Но мы не упомянули важное обстоятельство: это признание российской специфичности, даже если оно ограничено областью психиатрии, в свою очередь порождает парадокс. Потому что, хотя Смирнов незамедлительно добавляет, что Россия – это не Запад и что у людей в этой стране свои традиции, сам он посвятил первый этап своей профессиональной карьеры западной диагностической концепции. Тема его докторской диссертации – “посттравматическое стрессовое расстройство”. В своей работе он исследует случаи ПТСР среди ветеранов войны, которую Советский Союз вел в Афганистане, а также изучает последствия травматического опыта для семей афганцев.

Даже в Соединенных Штатах Америки ПТСР было добавлено в утвержденный перечень психических расстройств сравнительно недавно[902]. Оно понимается как реакция на исключительные, обычно связанные с насилием события – неестественную смерть (в бою, например), природную катастрофу, несчастный случай с летальным исходом, – свидетелем которых оказался страдающий теперь от ПТСР человек. Это психическое расстройство включает в себя целый ряд симптомов – от паралича и потери речи до ночных кошмаров, фобий и флешбэков, мучающих человека, причем флешбэков настолько ярких и живых, что человек может воссоздать в своем сознании целый мир, например, повторяя агрессивное поведение, которое было уместно в этом мире, или прячась под столом, чтобы спастись от воображаемой бомбежки. В некоторых западных обществах постановка подобного диагноза играет важнейшую роль в судебных разбирательствах по делам о компенсации, и, как следствие, расширяется диапазон признанных стрессогенных факторов. Многие международные организации считают, что посттравматическое стрессовое расстройство является практически автоматическим, неизбежным следствием войны, повсеместным и всеохватывающим элементом опыта жертвы насилия[903].