Каменная подстилка

– Спасибо, – сказал Джек. Вот это уже больше похоже на подобающую женщине заботливость. Он подумал – может, схватить Ирену за упакованную в фартук грудь, повалить на пол, передать ей настойчивый, импульсивный élan vital[35], чтобы она ослабела от восторга и покорилась. Но сейчас не время – нужно предать кровавой смерти Роланда, уничтожить Альфа и напугать Виолетту до потери рассудка. Первым делом – главное.

Несколько дней у Джека ушло на то, чтобы пересмотреть рукопись с самого начала и вставить Роланда, раз уж он понадобился для сюжета. Джек попросил у Ирены ножницы и скотч, и она мгновенно принесла просимое: она чрезвычайно охотно помогала всему, что продвигало вперед работу над романом.

Рука засунула обманное послание к Роланду в ящик с невесомым бельишком Виолетты. А затем написала печатными буквами на другом листке розовой бумаги: «Альф, ты дурак. Она тебе изменяет. Посмотри в ее тряпках, второй ящик сверху», по-крабьи сбежала вниз по увитой плющом стене, добралась на другой конец города, к шикарному зданию, где располагался пентхаус Альфа, и вскарабкалась по внутренней стене шахты лифта на верхний этаж, держа анонимку мизинцем и безымянным пальцем. Анонимку она засунула под дверь Альфу, вернулась обратно к Виолетте и спряталась за филодендроном в горшке.

Виолетта вернулась с обеда и как раз – Джек решил, что это очень удачный штришок, – примеряла свадебное платье с помощью жирной сплетницы-портнихи (комическая интерлюдия), когда ворвался багровый Альф, осыпал Виолетту дикими обвинениями и принялся вышвыривать ее трусы из ящиков комода. Он что, с ума сошел?! Нет! Глядите: вот любовное письмо на собственной писчей бумаге Виолетты, ее собственным почерком!

Рыдая так, что тронула бы и каменное сердце, Виолетта – которой кинозрители к этому времени уже начали сочувствовать, – уверяла, что она никогда, никогда в жизни не писала ничего подобного, а Роланда не видела… ну, во всяком случае, уже очень-очень давно. Затем она поведала о вчерашней ночи и об ужаснувшей ее записке, найденной на подушке.

Обоим стало ясно, что они жертвы омерзительного розыгрыша, автор которого, несомненно, омерзительный козел Роланд – он пытается их поссорить, чтобы самому завладеть Виолеттой. Альф поклялся, что разберется во всем: припрет Роланда к стенке и заставит сознаться, причем немедленно.

Виолетта умоляла не совершать опрометчивых поступков, но это лишь насторожило Альфа: что это она вдруг защищает Роланда от его праведного гнева? Если она врет, он свернет ее лебяжью шею, прорычал он. И вообще, где та записка, что якобы лежала у нее на подушке? Может, Виолетта все придумала? Он схватил ее, рыдающую, за горло и яростно поцеловал, а потом грубо швырнул на кровать. К этому времени и читатели, и Виолетта начали беспокоиться, что Альф эмоционально неуравновешен. Ангел насилия уже взмахнул алыми крылами, но Альф ограничился тем, что грязно выругался и смахнул на пол свежеприсланный им самим букет роз; ваза разбилась, предоставив как юнгианцам, так и фрейдистам обильную пищу для анализа на будущее.

Но не успел Альф выбежать вон, как Виолетта нашла на комоде другую записку – там, где еще минуту назад никакой записки не было: «Ты будешь только моей и больше ничьей. Смерть нас не разлучит. Береги шею. Вечно твой Уильям».

Виолетта открывала и закрывала рот, как выброшенный на сушу карась. Она уже не могла кричать. Тот, кто пишет эти записки – здесь, с ней, в ее доме, прямо сейчас! И притом она совсем одна – портниха ушла! Какой ужас!

Чем больше страстей творилось на страницах, тем быстрее Джек писал. Он поглощал растворимый кофе в таком объеме, словно подключился к трубе, ел арахис целыми пакетами и урывал лишь несколько часов сна в сутки. Ирена, завороженная этой маниакальной энергией, таскала ему тарелки с запеканками для поддержания творческого порыва. Она даже дошла до того, что постирала всю его грязную одежду, прибралась у него в комнате и переменила постельное белье.

Как раз вскоре после смены постельного белья Джеку удалось затащить Ирену в постель. Или это Ирене удалось затащить его в постель? Джек даже тогда не понял. Короче говоря, в конце концов они вдвоем очутились в его постели, и ему было совершенно все равно, как они туда попали.

Он так долго предвкушал это событие, грезил о нем, разрабатывал стратегии, которые должны были к нему привести; но, когда оно и впрямь произошло, он оказался чересчур стремительным в деле и невнимательным после; он не счел нужным бормотать нежные слова, а потом почти сразу отключился и уснул. Сейчас он признает, что проявил недостаточную заботу о партнерше. Но у него были уважительные причины: он был молод, ужасно устал, и голова у него была занята совсем другим. Он берег силы для главного дела, ибо «Мертвая рука» уже близилась к развязке.