– О, – Вильма понимает, что расслышала неправильно: не «Нащерет», а «Наш черед». – Их черед делать что?
– Жить, насколько я понимаю. Я слышал выступление одного из них по телевизору: их сейчас интервьюируют все кому не лень. Они говорят, что мы уже пожили. Люди нашего с вами возраста. И испортили все, что можно. Убили планету из-за собственной жадности и все такое.
– В этом что-то есть, – говорит Вильма. – Мы и вправду много напортили. Хотя и не нарочно.
– Они – обыкновенные социалисты! – Тобиас не любит социалистов; все, кто ему не нравится, оказываются социалистами под той или иной маской. – Ленивые социалисты! Вечно пытаются захапать то, ради чего другие трудились.
Вильма так и не узнала точно, откуда у Тобиаса деньги – и немалые, раз он смог позволить себе не только череду бывших жен, но и просторные апартаменты в «Амброзии». Она подозревает, что он занимался сомнительными сделками в странах, где любые сделки – сомнительны. Но он осторожен и не распространяется о начале своей финансовой карьеры. Он говорит только, что владел несколькими компаниями, которые занимались международным импортом и экспортом, и удачно вложил деньги, хотя богатым себя назвать не может. Впрочем, богатые люди никогда не говорят, что богаты: они считают себя «обеспеченными».
Вильма и сама была обеспеченной – при жизни мужа. Вероятно, она все еще обеспеченная. Она уже не следит за тем, что происходит с ее накоплениями: этим занимается частная компания по управлению инвестициями. За компанией следит Элисон – насколько ей это удается с Западного побережья. Но «Амброзия» до сих пор не выкинула Вильму на улицу, так что, вероятно, для оплаты счетов деньги пока есть.
– И чего они от нас хотят? – спрашивает Вильма, стараясь, чтобы голос не звучал обиженно. – Эти люди с плакатами. Я вас умоляю. Как будто мы им можем чем-то помочь.
– Они говорят, что мы должны потесниться. Освободить место для них. У них и на некоторых плакатах так написано: «Освобождайте место».
– Я полагаю, они имеют в виду, что мы должны умереть. А булочек сегодня нету?
Иногда им подают вкуснейшие булочки «паркер-хаус», свежие, только что из печи. Чтобы жильцы чувствовали себя как дома, диетологи «Амброзии» сознательно пытаются воспроизвести то, что считают аутентичным меню семидесяти-восьмидесятилетней давности. Макароны с сыром, суфле, заварной крем, рисовый пудинг, желе ярких цветов, украшенное взбитыми сливками. У всех этих блюд есть и дополнительное преимущество: они мягкие и не представляют опасности для шатких зубов.
– Нет, – отвечает Тобиас. – Сегодня нет. Вот несут пироги с курицей.
– Вы думаете, они опасны? – спрашивает Вильма.
– Здесь – нет. Но в других странах они занимаются поджогами. Эта группа. Они говорят, что они – интернациональное движение. Что на борьбу поднимаются миллионы.
– О, в других странах вечно кто-нибудь занимается поджогами, – небрежно говорит Вильма. Она слышит свой голос, произносящий: «Если доживу». Та же уверенность: со мной ничего подобного случиться не может.
Идиотка, говорит она себе. Не выдавай желаемое за действительное. Но она никак не может заставить себя ощутить угрозу, во всяком случае – угрозу, исходящую от этих клоунов за воротами.
После обеда Тобиас напрашивается к ней на чай. Его окна выходят на другую сторону здания. Оттуда видна вторая половина территории усадьбы – посыпанные гравием дорожки, скамейки (расположенные очень часто, специально для тех, кто легко сбивается с дыхания), элегантные беседки, где можно укрыться от солнца, и газон для крокета и прочих веселых игр. Тобиас все это видит и неоднократно описывал Вильме в выразительных подробностях, а вот парадные ворота ему не видны. Кроме того, у него нет бинокля. Поэтому он пришел сейчас к Вильме – ради вида из окна.
– Теперь их больше, – говорит он. – Наверно, около сотни. Некоторые в масках.
– В масках? – переспрашивает заинтригованная Вильма. – Как на Хэллоуин?
Она представляет себе гоблинов и дракул, принцесс, ведьм, элвисов пресли.
– А я думала, носить маски на публичных мероприятиях незаконно.
– Нет, не как на Хэллоуин, – говорит Тобиас. – Маски младенцев.
– Розовые? – Вильма слегка вздрагивает – ей становится страшно. Толпа в масках младенцев – это пугает. Орда младенцев размером со взрослого человека, возможно, склонных к насилию. Вышедших из-под контроля.
На столе два-три десятка человечков взялись за руки и водят хоровод вокруг чего-то – вероятно, сахарницы: Тобиас любит чай с сахаром. На женщинах юбки будто из нескольких слоев розовых лепестков, на мужчинах – синие переливчатые одежды цвета павлиньего хвоста. Роскошные одежды с тончайшей вышивкой. Трудно поверить, что они ненастоящие: они выглядят так натурально, так детально проработаны.
– Некоторые, да. Есть еще желтые и коричневые.