Каменное море

Несколько длинных похоронных процессий, увидев скачущего градоначальника, мгновенно сторонились, прижимаясь к самым обочинам тротуаров вместе с телегами, везущими страшный груз, чтобы пропустить герцога и его спутников. Кондрата поразила зловещая тишина некогда запруженных пешеходами улиц. Александровский проспект, тогда самая главная артерия Одессы, теперь подавлял своей пустынностью. Бойко торговавшие магазины, лавки, трактиры, кофейни, где всегда шумело, спорило, смеялось разноязычное население города и его постоянные гости – приезжие негоцианты, купцы в пестрых одеяниях, иностранные моряки, – все это буквально обезлюдело На дверях ржавели увесистые замки. Даже окна домов, несмотря на жару, не открывались. Хотя сентябрь, как всегда в Одессе, выдался солнечным, жители сидели запершись безвыходно дома, предпочитая духоту заразе. Тогда считали, что чума передается по воздуху.

Проезжая мимо домов, Кондрат видел бледные лица этих добровольных затворников, с любопытством глядевших на него сквозь мутные стекла плотно закрытых окон. На Гимназской,[8] около небольшого одноэтажного дома герцога уже ожидала похоронная процессия. На дрогах лежал гроб умершего от чумы важного чиновника, личного друга Ришелье, а рядом с ним стояли две телеги с вещами покойного, подлежащие уничтожению.

Герцог соскочил с коня, подошел к гробу и бесстрашно поцеловал усопшего в лоб. Немногочисленные родные и друзья покойника не решались последовать примеру Ришелье, боясь прикоснуться к чумному. Выполнив этот ритуал, герцог дал знак. Тучный священник, торопливо пропустив целые фразы, пробормотал слова молитвы, после чего гроб окружили, звеня цепями, каторжники в черных рубахах, а затем выстроились конвойные.

Погребальная процессия тронулась.

Впереди нее ехал на своем вороном коне герцог. За ним – Рошешуар. Их окружали несколько ближайших родственников покойного. Затем – Кондрат с венком из желтых астр и эскадрон почетного эскорта конных егерей.

Смелое поведение герцога, видимо, подействовало на горожан. Многие, подражая Ришелье, покинули свои жилища и вышли проводить покойного в последний путь. Траурное шествие постепенно стало обрастать большой толпой, которая вышла из пределов города и медленно поползла по степи к лощине, где хоронили чумных. Оттуда ветер доносил тяжелый трупный запах.

Однако знатного чиновника не сбросили, как обычно сбрасывали чумных, в овраг. Его зарыли в могиле недалеко от «Чумки». В овраг полетели лишь вещи умершего. На свежий холмик земли Кондрат положил венок из желтых астр. Егеря по команде разрядили карабины. В пороховых дымных волокнах траурного залпа сверкнули и поплыли массивные золотые эполеты герцога. Он, первым возглавивший чумную процессию и отдав свой долг, теперь первым покидал ее, торопя коня в сторону своего сада. За ним помчалась, сверкая погонами и галунами, его свита.

Теперь Кондрат имел возможность наконец-то заняться своими личными делами. И он направил коня в сторону Молдаванки, где находился его дом.

XV. Другая

Каждый раз, когда Кондрат после долгой или короткой разлуки возвращался к маленькому глинобитному домику, расположенному в балке на Молдаванской слободе, он чувствовал, что опять, как много лет назад, в молодости, у него начинает учащенно стучать сердце.

– Успокойся, старый, успокойся! С чего бы тут тебе волноваться? Все, все уже для тебя миновало!.. – тихо шептали его губы, словно он сам себя уговаривал.

За всю свою трудную жизнь он научился хорошо владеть своими чувствами. А сейчас был бессилен справиться с собой. Сердце продолжало гулко биться в груди. Глаза туманили слезы… Видно, много воспоминаний было связано у него с этим маленьким домиком, обсаженным когда-то молоденькими, а теперь уже старыми вишневыми деревьями.

Здесь, в этом домике, сразу же после взятия Хаджибейской крепости, сыграли свадьбу с Маринкой. Здесь пролетели быстрые, как ласточки, их самые счастливые дни жизни после свадьбы. Здесь она погибла из-за злодея пана…

И вот прошли годы после ее гибели, а Кондрату все кажется, когда он подходит к домику, что Маринка жива, что вдруг выйдет она на крыльцо, увидев его, весело ахнет, рассыпет тонкий, как весенняя капель, смех, озарит небо, землю, все вокруг свечением своих чуть зеленоватых, как рассветная морская волна, глаз и побежит открывать ему калитку…

Он медленно подъехал к домику. На стук лошадиных копыт на крыльцо вышла, как бывало выходила Маринка, другая женщина. Смуглая, гибкая, худенькая, лет тридцати, ниже Маринки ростом и чем-то неуловимым все же напоминавшая ее. Женщина остановилась, как вкопанная, видимо, обрадовалась и вместе с тем изумилась его появлению

– Не ждала? – улыбнулся Кондрат, спрыгнув с коня. – Я тоже не ожидал… – Он отворил калитку и повел лошадь на конюшню.

Женщина бросилась было к нему, но он властно остановил ее.

– Стой! Не подходи, Гликерия… Неровен час – заразу от меня схватишь… Я с самого что ни на есть чумного места прискакал. Вот помоюсь, почищусь, коня приберу – тогда… А ты клич Чухраев. Они-то, надеюсь, живы?