Каменное море

Она всегда с каким-то особенным вниманием слушала стихи Пушкина, написанные хотя и на незнакомом языке, но понятные ей своей музыкой, а главное теми чувствами, которые она читала во взгляде молодого, влюбленного в нее поэта.

Но эти счастливые свидания наедине, к сожалению, для Пушкина были редки. Зато частыми были встречи с Амалией на бесчисленных вечерах, где она блистала, окруженная толпой поклонников, под неусыпным взором мужа. А поклонники у Амалии были людьми разного возраста и положения. От ровесника Пушкина – почитателя его таланта Василия Туманеного – поэта, и до солидных помещиков Исидора Сабаньского и князя Яблонского. Они, эти два пожилых богача, пользовались особой благосклонностью красавицы.

Пушкин старался проникнуть в тайну: почему не очень умным пожилым господам выпало такое счастье? Почему именно им Амалия оказывает такое внимание?

После долгих наблюдений и тягостных раздумий он пришел к малоутешительным выводам, что изобилие денег и только денег притягивало красавицу к этим вздыхателям.

И возникали горькие мысли о тлетворной власти золота, которая способна развратить и опошлить даже прекрасное.

Неутоленная возвышенная страсть к этой утонченной женщине вызывала в нем порой припадки бешеной ревности. В такие минуты у него начинался жар, словно от приступа лихорадки. Просыпалась неуемная ненависть к самодовольным вельможным господам… Однако эти пароксизмы ревности скоро кончились и сменились печалью разлуки.

После рождения ребенка Амалия сильно заболела. Говорят, что беда редко приходит в одиночестве. Скоро появилась и другая. Муж Амалии – Иван Степанович долго и терпеливо выносивший ухаживание за своей женой армии поклонников, получил доказательство, что она запятнала своим поведением его честь. Он решил навсегда отдалить от себя неверную жену и отправил ее в Италию.

На Одесской пристани Пушкин в толпе других преданных ей поклонников провожал отплывающий корабль, который уносил любимую. Уносил не только в далекую Италию, но и в даль времен, чтобы ее образ всегда жил в его памяти и потом, спустя много лет, вылился в бессмертные строки «Для берегов отчизны дальней ты покидала край чужой…»

…И снова он на пустынном берегу смотрит в гулкую даль. Оттуда бегут одна за одной волны, чтобы в белой пене с шипением испустить дух на песке у его ног.

Разве не так изгнанники, истомленные далекими скитаниями по свету, стремятся добраться к родной земле, чтобы припасть к ней? Разве не так? И опять невольно вспомнилась беседа с Пестелем. Неужели грех покидать отечество?

Грех? А Байрон?… И как бы полемизируя с Пестелем, он подумал о горестной, но прекрасной судьбе великого английского поэта. До него, Пушкина, только что докатилось известие о смерти Байрона, который сражался за свободу Греции и умер во время героической осады крепости Миссолунги.[82]

Почему бы ему, Пушкину, не последовать примеру доблестного поэта? Почему не вступить в ряды тех, кто с оружием в руках сражался за свободу? Хотя бы за свободу чужой земли?

В раздумье Пушкин стал подниматься по склону, заросшему лебедой, пожелтевшие листья которой пропахли солоноватыми ветрами моря. Крутая тропинка вела его на самый верх берега, где уже начинались окраины города. Но золотисто-белые дома Одессы отсюда скрывала густая рощица молодых деревьев. Их на пустоши, что простиралась от береговой крутизны до самых улиц, любовно вырастил замечательный садовод Десмет.[83]

Пушкин пошел напрямик к городу через рощицу, прислушиваясь к тихому шелесту молодых тополей.

После гулкого шума волн шепот лиловато-серебристой листвы успокаивал. И успокаивал не только тихий шелест, но даже сама мысль, что здесь, над морем, на диком берегу рождена трудом человека целая роща. Видно, воля людская способна и в лютое время наше побеждать зло. Может быть, вскоре, как эти молодые деревца, поднимутся и взойдут на земле России первые побеги вольности, посаженные Пестелем и его друзьями…

Миновав парк, Пушкин вышел на длинную улицу, состоящую из редких побеленных мазанок, которые порой чередовались с домиками, сложенными из квадратных плит ракушечника.

Он впервые возвращался с берега таким путем. И все здесь ему было незнакомо. Но и в этих незнакомых ему местах он находил знакомые черты уже полюбившегося ему неповторимого облика Одессы, города, где на крышах глинобитных мазанок и каменных домиков были разостланы обрывки брезентовых парусов, установлены чаны и желоба – так жители собирали дождевую воду. А вокруг на изгородях сушилась рыболовная снасть – сети. Над ними поднимали плоские золотистые головы подсолнечники. По отвесным стенам карабкались виноградные лозы.

Он недолго живет здесь, но ему полюбился этот своеобразный город. Ведь здесь столько написано строф, на которые лег уже отпечаток того нового, чего до сих пор еще не было в его трудах. Здесь им создавались поэмы «Бахчисарайский фонтан» и «Цыганы»; главы романа в стихах и сами стихи, которые вылились из его сердца.