Каменное зеркало

– Да, ведь подавляющее большинство заключённых – женщины, не забывайте.

Как раз об этом-то Штернберг постоянно забывал.

– Значит, небольшие предметы они вполне могут носить при себе.

– В общем, да. Кроме, разумеется, проштрафившихся. У этих изымается абсолютно всё, кроме стандартной робы и башмаков. Даже нижнее бельё. Проштрафившиеся не имеют права носить ничего кроме робы. Персонал обязан постоянно их контролировать.

– Как же их контролируют? – удивился Штернберг.

– Увидите, – почти ласково сказал главный надзиратель. – Господин комендант всегда демонстрирует это своё изобретение перед каждой комиссией. Всем обычно очень нравится…

Офицеры вышли на широкую улицу с длинной чередой низких деревянных построек по обе стороны. Всё было таким плоским и таким серым, что огромное, без конца и края, свинцовое небо, казалось, давило на голову.

– Мы сейчас находимся в Старом лагере, – принялся рассказывать Зурен. – Треть бараков здесь предназначена для больных заключённых. Недостаток этих бараков в том, что они узкие. В Новом лагере, расположенном дальше, бараки гораздо более вместительны.

– Ваши подчинённые не докладывали о каких-нибудь странных предметах, обнаруженных в бараках или возле них? – обратился Штернберг к обоим чиновникам, идущим теперь рядом с ним. – Я имею в виду огарки, иглы, спицы, геометрические рисунки углём или мелом на полу или на дверях и тому подобное? Изувеченные трупы кошек или крыс? Камни с отверстиями или непонятными символами?

– Нет, ничего такого, – ответил лагерфюрер. – Если бы нашли что-то подозрительное, я б давно уже об этом знал. А грызунов, кстати, у нас тут почти нет, штурмбаннфюрер. Их, извините за такую подробность, заключённые всех съели. Ловят и прямо живьём жрут, представляете? Просто животные. Я сам видел…

Комендант свирепо покосился на лагерфюрера, и тот поспешил заткнуться.

– Да вы не слушайте его, большинство женщин у нас тут цивилизованные. Француженки, чешки, польки. Есть на что посмотреть. Вы, кажется, хотели взглянуть на гардероб наших подопечных. Вот, пожалуйста…

Мимо проходила колонна заключённых, возглавляемая женщиной с чёрной повязкой на рукаве – «капо[17]», прочёл на повязке Штернберг. Замыкал колонну солдат с автоматом.

– Мы теперь иначе их и не водим, даже по территории, – пояснил лагерфюрер, указав на охранника.

Комендант окликнул конвоира, а тот приказал колонне остановиться. По красным треугольникам на полосатых балахонах было ясно, что основная масса этих заключённых – политические. Штернбергу приходилось слышать о нехитрой системе лагерных обозначений. Робы были надеты поверх тёплой одежды, но не у всех. Несколько женщин в шеренге носили только робы и разбитые деревянные башмаки, и ничего больше, виднелись голые сизые ноги из-под полосатых подолов. Снег сыпал на непокрытые взлохмаченные головы.

– Я таких методов не одобряю, – сказал Штернберг. – Мне вовсе не нужно, чтобы отобранные мной люди уже через день слегли с воспалением лёгких. Да они ведь у вас, должно быть, мрут как мухи, в такой-то холод.

– Это касается только провинившихся заключённых, штурмбаннфюрер, – бодро ответил Зурен, а за его спиной стоял Шольц и поглядывал на Штернберга. – А самым отъявленным бандиткам, клиенткам штрафблока, ещё и бреют головы. Преимущество метода в том, что таких кацетниц очень просто обыскивать. Сам рейхсфюрер, инспектируя лагерь, одобрил наш приём… Ротенфюрер[18], продемонстрируйте ускоренный обыск заключённых!

Солдат ухмыльнулся и вызвал из строя тех женщин, что были в одних робах. Штернберг с самого начала ощущал особого рода приторный душок в намерении коменданта произвести некое приятное впечатление на гостя; кроме того, он, с детства слышавший самые тайные и неудобосказуемые помышления окружающих, полагал, что на свете осталось мало вещей, способных его по-настоящему смутить – и всё же ни к чему именно в таком роде он не был готов, когда по команде эсэсовца с автоматом заключённые задрали робы до подмышек, подставляя продрогшие обнажённые тела секущему снегу и плотоядным взорам мужчин в тёплых шинелях. Они были очень молоды, даже не женщины – юные девушки, жестокий лагерный голод ещё не успел иссушить их тела, вопреки всему вступающие в самую цветущую пору, и нежно-округлые очертания девичьих бёдер были самым нереальным из всего того, что можно было вообразить в этой морозной пустыне, с позёмкой, струящейся по чёрной утрамбованной земле. Штернберг едва не выронил трость. Комендант, крайне довольный произведённым эффектом, отдал какое-то указание охраннику, тот отделил от группы оставшихся заключённых ещё нескольких молодок и велел им раздеться. Торопливо скидываемое ими тряпьё солдат ворошил носком сапога.

– Видите, ускоренная процедура досмотра выгодно отличается от обычной, – прокомментировал Зурен. – Я же говорю, наше предприятие много лучше любого завода. Где вы ещё такое увидите, штурмбаннфюрер? Да вы подойдите поближе, – посоветовал он, – посмотрите… нет ли на них каких-нибудь амулетов, – и сочно захохотал.

– Они же, наверное, вшивые, – сказал Штернберг.