на какой такой бузине? суконщик нахмурился, ты мне больше нравился, когда был другой ягодой — и зачем только ты сменил благородное имя на пустяковую кличку?
а ты мне больше нравился, когда приходил без этой облезлой кошки, сказал я, подзывая патрика двумя поднятыми пальцами, но я же терплю
зато хозяйка
а теперь похожа на кусачую пегую лошадь, вставил суконщик, вытряхивая из рюмки последние капли прямо на язык — вот ведь ужасная гэльская манера, хуже, чем привычка крутить чужую пуговицу
как сейчас помню: у нее был новенький красный велосипед, один такой на весь город, продолжал плотник, из ирландии было видать, как спицы блестят! особенно зимой, на свежем снегу, нет, правда, отличный был велосипед, на нем потом и сестра ее младшая каталась, александрина
вот-вот, если бы не лодочник, которого она сдуру увела у старшей, каталась бы до сих пор в свое удовольствие, проворчал суконщик, ан нет! лежит теперь в могилке в саду
это тот белесый лодочник из хенли? чушь, что за вялый кухонный мотив для убийства! громко произнес плотник у меня над ухом, я чуть рюмку не опрокинул
с каких это пор любовью занимаются на кухне? удивился суконщик, а мотив вполне достойный, вот шумерская царица, например, повесила голую сестру на крюк — за то же самое дело!
так то — шумеры, вмешался я, не знаю, о ком вы тут рассуждаете, господа хорошие, только здешние женщины не убивают сестер из-за простых лодочников, к тому же пришлых оксфордширцев — это и скучно, и хлопотно
а я что говорил! плотник поднял палец с испачканным известкой ногтем, убийство ради царского трона — еще куда ни шло, или, скажем, замужество из мести — тут можно и подумать
вот именно, самое время подумать! провозгласил суконщик, поглядывая в сторону кухни, откуда к нам не спеша направлялся патрик, бутылки с пивом он держал между пальцев за горлышки, будто подстреленных уток
… эдна александрина пропала, будто в воду канула, суконщик постучал меня по руке, а тебе и дела нет!
извлеки меня из тины, чтобы не погрязнуть мне, нараспев произнес плотник, выпятив обтянутый сатиновым халатом животик, да избавлюсь от ненавидящих меня и от глубоких вод, открыва-а-а-й вторую, стоунбери, и оставь мальчишку в поко-о-ое!
ох, как же я соскучился по этим протяжным гласным и согласным, вибрирующим, будто папиросная бумага на гребенке, по всем этим
два года назад я снова стал приезжать в уэльс, а ведь думал, что никогда не приеду: я сменил имя и адрес, свернулся водяной улиткой и передвигался вниз головой, осторожно нащупывая дорогу на поверхности пруда, мне приходилось не думать сразу о двух точках необратимости — а это нелегкий труд, одна точка неумолимо мигала в девяносто шестом, а другая недавно вспыхнула, в две тысячи пятом, вспыхнула и вернула меня на кушетку доктора майера, узкую, как ложе марии на картине россетти
а что же честные соседи, неужели никто в деревне и ухом не ведет? покорно спросил я, понимая, чего от меня ждут
в том, что касается чужой жизни или смерти, местные жители — самые спокойные люди на юге острова, ответил суконщик, обведя глазами пустоватый паб, у них своих забот хватает, знай себе хоронят и женятся, хоронят и женятся, день за днем, день за днем!
не тебе об этом судить, встрепенулся плотник, ты ведь даже не из пембрукшира, дружок, мы вообще не знаем, откуда ты! плотник всегда такой — выпьет лишнего и сразу впадает в подозрительность, все у него иноземцы и проходимцы, вот он уже и со стула привстал: оставь в покое александру из кленов, что ты в этом…
будь у меня время, ну хотя бы три дня, перебил я его, выливая в рюмку остатки рома, разгадал бы эту вашу крестословицу — держу пари, на это уйдет не больше сил, чем на то, чтобы сделать шелковый кошелек из уха свиньи
чорт, вот это я зря сказал! особенно про ухо свиньи
о таких, как я, сведенборг писал:
держишь пари? оживился суконщик, ловлю тебя на слове — держу пари, что ничего не выйдет! он поставил ладонь ребром на залитую пивом столешницу, это тебе не битву лапифов с кентаврами разбирать, сидя в удобном кресле с подставкой для ног, ты всегда был слабоват в делах такого рода, лу, в настоящих мужских делах