— Туве, какого хрена ты здесь забыла? — вопрос глупый, но удержать его у меня не получилось.
— Анима, — кратко ответила девушка.
— Стоп, моя не пострадала! — соврала я.
— Да, я знаю. Аксель воспринял тебя и ваши отношения неожиданно серьезно, хоть и не вил гнезда, не танцевал, не проявил удали… — грустно произнесла Туве. — Он каким-то образом понял. Впрочем, танцы и гнезда — лишь символы.
— Так в чем же дело? — я присела на трейлерное крылечко, угадывая впереди горестные излияния.
Дикарка присела рядом, потирая ногу. Синячище-то, наверное, о-го-го будет!
— Моя анима истощается. Джо берет слишком много, но ничем не заполняет пустоту.
— Какие проблемы? Дай ему от ворот поворот! — я искренне удивилась ее «хайдолюбию».
— Его желание очень сильно. Настолько, что может погубить. — Туве повесила голову. — А я обещала присмотреть за ним.
— Да ну! Ни один мужик еще не сдох из-за воздержания! — авторитетно заявила я, махнув рукой. — Вот если бы речь шла о любви — другое дело. Половина произведений искусства посвящена именно отвергнутым чувствам, другая половина — несчастным влюбленным и самая капелька — счастливым…
— Джо еще мал, у него в голове такая каша…
«Где-то я уже слышала это!» — хмыкнула я про себя.
— Он думает, его чувство ко мне настоящее, — словно прочитав мою мысль, пояснила Туве. — Называет это любовью. У людей вообще всяких ярлыков в избытке.
— Тебе действительно жаль его?
— Отсутствие сострадания, эгоизм, жестокость истощают анима столь же неотвратимо, сколь обмен анима, не подкрепленный…
— Гнездостроительством? — со смехом закончила я и тут же прикусила язык, столкнувшись с ее грустным взглядом.
— Помочь мне можешь лишь ты. — Туве не стала комментировать мою шуточку.
— Если бы дело было только в рисунках — запросто, но…
— Аксель заблуждается, находя в нашем взаимодействии физиологический подтекст. Приятные ощущения связаны с наполнением ауры, — пояснила дикарка. — Теперь только твоя анима способна восполнить мою, ведь ты тоже туве. Предвосхищая вопрос, сразу скажу: есть и второй шанс, и третий, и так далее, но чем чаще ты ошибаешься, тем меньше остается анима. Создавать пару лучше с первого раза и, ммм, надолго. Именно об этом мечтает любое существо, но отчего-то человек относится к выбору наиболее халатно.
— Положим, но вдруг ты мне лжешь? Откуда мне знать, что твоя анима на исходе?
— Но… — девушка недоуменно вскинулась, — видно же.
— Мне — нет! — воскликнула я с наигранным возмущением.
— Нужно захотеть, — растерянно развела руками Туве. — Вот и Джо не видит, но ему-то всего несколько недель от роду.
— Я очень хочу посмотреть! — изрекла я и пристально уставилась на дикарку. Естественно, ничего особенного, похожего на эту самую аниму, вокруг девицы не было, о чем я ее и уведомила.
— Ты не веришь, — вздохнула она.
Лицо — да вся фигура — Туве выражали такую неуемную, скорбь, что я подавила обиду и раздражение. Нет, она меня не разыгрывала.
— Ладно, но, скажи-ка, моя аура станет меньше, так?
— Да. Я возьму больше, нежели отдам, но ты, Мэйби-туве, пока способна восполнять свои анима-токи сама, даже не замечая недостатка. А мне уже не по силам.
Почему я принимаю ее бред за чистую монету? Вероятно, где-то в глубине души я и вправду туве. Или меня убедили узоры — нанесенные мной на дикарку только сегодня, они почти совсем исчезли. Впитались, что ли. Подбрасывая на ладони баночку с белой глиной, я последовала за Туве к заросшему пустырю позади стоянки.
**
Феора Катарина Слейер отхлебнула чая — настоящего эндийского чая, а не тех мерзких помоев, что подавали в офицерской столовой, — и аккуратно разложила перед собой фотографии. Она подняла одну из них, изображающую молодого симпатичного мужчину с эффектным профилем и копной нечесаных темных волос.
— Ох, Джонни, — выдохнула старуха, — как же так получилось?
В это было трудно, почти невозможно поверить — Джонатан Д. Хайд, ничуть не изменившийся за минувшие семьдесят два года, побывал в Шинкэт Ангаре пять дней назад. Хотя не так уж трудно, если вспомнить о женщине, сидящей в соседнем кабинете в обществе Ленса и Говарда. Небось эти два имбецила уже напялили смокинги с темными очками и светят бедняге в лицо лампой-прищепкой — ведь именно так ведут себя федеральные агенты в довоенных фильмах. Только вряд ли они чего-то добьются от худой застенчивой негритянки, убежденной, будто она — рядовой Лармериканской армии Захария Джонстон, родившаяся 5 июня 1987 года в штате Оллакхома.
Нет-нет, немыслимо! Но разве перед ней не лежит фотография возлюбленного, которого она бросила семьдесят два года назад, начав работу над проектом «Аннабель»?