Каменные скрижали

— Да я бы за вас, товарищ советник… Но ежели сам посол говорит, что имеет точнейшие данные, как и куда вы когти рванули, так я и заткнулся, хвост поджал.

— И подпись поставили, — с горечью упрекнул Иштван.

— Поставил. Не я один. Уверяли, мол, так надо, чего ж ерепениться.

— Ладно, старик, не о чем говорить. Самое главное, вы во мне не обманулись.

— А выходит, будто нас всех мордой об стол.

— Шифровальщик у себя?

— У себя, у себя. И секретарша на месте.

Валик свернутой дорожки посреди лестницы пришлось пере-, прыгнуть, как слишком высокий порог. Едва открыл дверь, Юдит вскочила из-за стола и повисла на шее, словно у чудом спасшегося. Расцеловала. Иштван не обнял ее, стоял, опустив руки. Большое, горячее, дружественное тело прижималось к нему, у самого лица были веки в голубых жилках, смирные ореховые глаза.

— Ты сердишься? Не простишь? Иштван, пойми, у Байчи была информация от какой-то женщины, абсолютно точная, что ты с этой австралийкой отплыл из Кочина. Слушай, я звонила тебе в гостиницу. Там ответили, что такого нет. Они всегда путают, они иначе выговаривают наши фамилии. Я стала настаивать, и тогда они сказали, что была такая супружеская пара, но уже уехала. Наверное, чтобы я от них отстала. Испугались звонка из Дели, А потом собрание, посол говорил так убежденно, что факт налицо и он нам сообщает… Та женщина…

«Грейс, — догадался Иштван. — Наверняка, Грейс».

— Ну, все, все, — потрепал он Юдит по плечу.

— Иштван, ты ее любишь? — тревожно спросила Юдит. — Что с вами будет?

Он замер, как от удара молотом, стоял, молчал, угодила-таки Юдит под самое сердце.

Неприязненно отвернулся, преисполненный горечью, поймал во взгляде Юдит жалость и доброту, словно ей это было ведомо, словно она уже прошла через это и, трогая собственные шрамы, стремилась поддержать его, тихонько промолвить: «Видишь? Ем, одеваюсь, тружусь, так что, по-видимому, жива осталась».

Когда он забарабанил кулаком в обитую железом дверь, живот свело судорогой, как бывало в войну перед атакой. «Достали-таки меня, — вкруговую крутилось в голове. — Крепко достали».

Дверь приоткрылась, оттуда повалил дым, словно на пожаре, но, завидя на столе консервную банку, набитую мятыми папиросными окурками, висящие в воздухе пласты дыма, наклонные плоскости, чуть вихрящиеся оттого, что шифровальщик их на ходу прорезал, Иштван понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее.

— Я за своими письмами.

Шифровальщик глянул вправо, глянул влево, ничего не спросил, с обычным угрюмым, сонным и отсутствующим видом отворил сейф и протянул обозначенный номером толстый конверт.

— Меня отозвали в порядке взыскания?

— Нет. По собственному желанию. Дата вылета на усмотрение руководства местного представительства. Вы говорили с послом?

Иштван вскрыл конверт, вытряхнул на стол несколько писем.

Сразу узнал почерк Илоны. Рассвирепел — все письма были вспороты. На некоторых листках в верхнем углу красным карандашом была сделана пометка — буква Ф.

— Какими получил, такими отдаю, — предупредил шифровальщик взрыв Иштванова бешенства.

— А это что такое? — ткнул Иштван пальцем в пометку.

— Это мне, чтобы я сфотографировал. Если не ошибаюсь, вам желательно пленочки и отпечатки? Они у меня отдельно. Только распишитесь в получении, у меня все должно быть в ажуре.

«Шифровальщик тут ни при чем, ему приказали, он исполнил». С трудом взяв себя в руки, Иштван расписался в учётном журнале. Поймал ехидное подмигивание, и вдруг его осенило: шифровальщик с умыслом не спросил, кто уполномочил его забрать бумаги и фотографии, шифровальщик попросту идет на сговор с ним. И, может быть, даже ставит себя при этом под удар.

— Вы эти письма читали?

— Сижу, жду по нескольку часов, скучаю… Читал. Гляньте на те, что с пометкой. Велено было переслать с курьерами. Так что вовремя забираете.

Иштван развернул один листок. Бланк «Франс пресс», почерк Нагара.

«Дорогой! Есть слух, что ты распрощался с посольством. Говорят, женишься, несмотря на пройденные испытания? В Мельбурн собрался? Тебя мне будет не хватать, ты же знаешь, как я тебя люблю. Если понадобится помощь, помни, что на меня всегда можешь рассчитывать. Раз не возвращаешься в Венгрию, значит, победил здравый смысл, с чем от души поздравляю. Бери пример с меня, я потерял родину, но обрел весь мир. Обнимаю. Морис».

Второе меченое письмо было от Чандры, от имени фирмы, основанной раджей Кхатерпальей, его тестем и самим Чандрой, г-ну И. Тереи предлагалось взять на себя надзор за капиталовложениями на территории Австралии, а именно за строительством новейшей прядильно-ткацкой фабрики хлопчатобумажных тканей, которое доверено давнему партнеру фирмы г-ну Артуру Уорду.

«Будучи извещен о чувствах, которые Вы питаете к дочери г-на Уорда, полагаю, что мое, а точнее говоря, наше предложение, поскольку оно является результатом серьезного рассмотрения и свидетельством общего доверия, может оказаться для Вас привлекательным. Условия могут быть оговорены впоследствии».