Каменные скрижали

— Давайте сядем. Сигарету? Нет? Правильно. В такой жаре сердце испытывает кислородное голодание, да и легкие будто вареные…

Байчи сидел, устало положив руки на подлокотники кресла. Глаза были полузакрыты, рот приоткрыт. Ниточки пота поблескивали на толстой шее. Измученный, старый человек, только темный, живой зрачок предупреждал, что не следует спешить с выражениями сочувствия, поскольку это может быть восприняло как обвинение в преждевременной слабости.

«Сколько же ему лет? — думал Иштван. — Пятьдесят четыре — пятьдесят пять. Еще не старый, но преждевременно изношенный, сгоревший. Его состарила борьба».

— Мне пришлось уволить шофера, — начал спокойно посол, — хотя он мне нравится. Хороший водитель… — Он посмотрел, какое впечатление окажет его объективная оценка на советника, и тут же добавил: — Только характер у него неровный, истерик. Нервы прямо под кожей, как у всех у них. Мне немного его жаль, поскольку увольнение совпало с кончиной его жены, хотя в этом случае я смерти не придаю особого значения. Так вот, я хотел бы, чтобы вы тактично ему вручили дополнительно сто рупий, только не говорите, что от меня. Мне его благодарность не нужна. И побеседуйте с ним, а потом зайдите ко мне. Предчувствую, что с ним у нас могут быть трудности… Ну, а теперь расскажите, что слышно?

— Ничего особенного, мертвый сезон.

— Может, что-нибудь откопаете? А что хорошего в кино? Вы совсем скисли, советник; неужели все знакомые дамы уехали? Только словечко скажите повару, он тут же приведет… Но при такой жаре, — он тяжело вздохнул, — ой, молодые, молодые, не умеете вы беречь себя…

Это не было похоже на выговор, скорее на чувство зависти.

— В «Сплендид» с сегодняшнего дня идет «Кабинет восковых фигур», фильм о похитителях трупов, английский.

Посол смотрел, подпирая желтым от никотина пальцем опухшее веко, словно раздумывая, нет ли случайно в этой информации какого-нибудь скрытого смысла.

— Знаю, видел пять лет назад в Женеве. Грустно, что в основном все уже в прошлом, ты все испытал, пробовал, бросал… Как мало осталось лиц, которые ты хотел бы встретить, пейзажей, которые надо было бы посмотреть. Виденное тобой в молодости, даже голодной, было прекрасным, мир был наполнен яркими красками, а сейчас он изношен, стерт, как залежавшийся товар. Вы скажете: жара, захотелось Деду пооткровенничать, я ведь знаю, что вы меня так называете. Нет, советничек, это годы… Я говорю не о своем возрасте, а о том, как я сам себя ощущаю, не по паспорту. Смерть меня не удивляет. Мы встретимся как знакомые, которые уже обменивались поклонами. Из темноты в темноту. Индусы — счастливые люди. Я уже там был, — бормотал он, думая о чем-то своем, — а вокруг ничего не изменилось. Был. Но мы не любим думать об этом мгновении.

Неожиданно, словно только что увидев Иштвана, он поднял глаза я глухо проговорил:

— Так вам нечего мне сказать?

— Ну, разве только о деле Райка, — бросил Тереи.

— А откуда вы об этом знаете? — ощетинился посол. — Совершенно секретная информация.

— От журналистов. Нагару сообщили. Завтра о деле Райка будет говорить весь мир. Но это только начало.

— И вы имеете смелость так думать? — грозно произнес Байчи. — Лучше оставьте эту надежду. Власть всегда требует жертв, а управлять страной — это вам не в игрушки играть, насилие необходимо, чтобы там ни говорили. Если, конечно, хотят чего-то добиться… Ну, естественно, насилие, которое народ одобряет и с которым в конце концов свыкается, если хочет что-то значить в нынешнем мире.

Он какое-то время сопел, мрачно глядя на Иштвана. Потом добавил:

— Я не люблю людей, которые раскапывают могилы, суют нос в тюрьмы, влезают, куда не надо, а потом жалуются, что там воняет. Никуда от этого не денешься! Любая, даже самая лучшая власть оставляет свои отходы... Не о помойке надо спрашивать, а о том, что дано людям, что сделано, есть ли какая-нибудь гарантия, что все не разлетится к чертовой матери, не развалится ли Будапешт, как разворошенный муравейник. И начнется паника, беготня и всеобщая бестолковщина… А может, вы один из тех, кто не только не любит никого слушать, но и сам не способен приказывать; такие хуже всего! И я их за километр чую. Так вы говорите, что Нагар получил информацию? Ему можно верить. Хуже всего, когда то, на что мы не обращаем внимания, найдет широкий отклик на свете и, вернувшись, вызовет переполох. А я так бы хотел спокойно дожить свои дни. Когда раз в несколько лет приезжаешь в Венгрию, видишь прогресс, сколько построено, и на сердце легче становится, потому что здесь и мой труд, и страдания, и бессонные ночи. И я вас прошу, — он сменил тему, опершись животом о стол, — скажите несколько теплых слов Кришану, лучше, чтобы мы расстались друзьями. Я рассчитываю на вашу тактичность.