Каменный ангел

Насоса на кухне никогда не было, хотя провести воду от дождевой бочки труда не составляло. Не было и раковины. Казалось бы, хотя бы одно из этих удобств он мог бы осилить, — но нет. После сбора урожая Брэм пропадал на долгие недели — поминай как звали. То стрелял уток на болотах, то попивал винцо со спиртом в компании Чарли Бина в каких-нибудь Богом забытых трущобах. Возвращаясь посреди ночи, эта неразлучная парочка во все горло распевала: «Дорогая Нелли Грэй, возвращайся поскорей…»

Они шли прямиком в сарай, зная, что на мое радушие рассчитывать не стоит. Меня всегда мучил вопрос — кто мог его видеть в городе и что он мог натворить. Вряд ли он был повинен во всем, что я себе напредставляла в мельчайших подробностях. Иногда до меня доходили слухи; бывало и так, что мои опасения оправдывались.

— Маунти сделал отцу выговор, — поведал мне однажды Марвин.

— За что? Что он опять натворил?

Марвин, ему тогда было лет восемь-девять, нервно усмехнулся и просветил меня — без спешки, сообщая новости по частям.

— Сказал, еще раз отец так сделает, он его в тюрьму посадит.

— Так что, что он сделал-то?

— Справил нужду, это Маунти так сказал, на крыльце магазина Карри.

Как я орала в тот вечер на Брэма — не было бранного слова, которым я его не назвала.

— Черт побери, — защищался он, — поздно же было, Агарь, и ни одной живой души вокруг.

— Отцовский магазин — это не случайность. Кто тебя видел?

— Откуда мне знать? Я, знаешь ли, это делаю не для зрителей. Угомонись, Агарь. Хорош буянить. Всё, извини. Проехали.

— Думаешь, извинился — и все отлично? Так вот, извинениями делу не поможешь.

— Ну что тебе еще надо, женщина? Что мне сделать — на колени встать?

— Вести себя по-другому, только и всего.

— Я, может, тоже хочу, чтоб ты вела себя по-другому.

— Я так не позорюсь.

— Да уж, ты у нас, мать твою, почтенная дама, не поспоришь.

Так, за склоками и перебранками, ушли, как вода в песок, двадцать четыре года нашей совместной жизни.

Несмотря на все это, когда он поворачивался ко мне ночами и я видела живот и бедра, поросшие черными волосами, я молчала, но сама ждала его, и в этой тьме он мог свободно скользить и плавать во мне, словно угорь в пруду. Иногда, когда мы не ругались днем, он извинялся после — за беспокойство, как будто бы это порок, который отличал его от культурных людей точно так же, как и неграмотная речь.

— Послушай, Брэм.

Я слышу щелчок — и вдруг уже стою на свету. Я чувствую себя совершенно голой и неприкрытой. Что происходит? Где я?

— Снимок сделан, — сообщает мне доктор. — Вы свободны.

Вот оно что. Тут исследуют мой желудок, а не сердце и душу. Доктор производит впечатление мягкого человека — совсем не таким я его представляла. В дверях стоит Дорис: медсестра дает ей указания, та серьезно кивает.

— Сегодня дайте ей слабительное. От бария бывают запоры.

— А когда будет готово?

— Мы передадим снимки доктору Корби. Он вам сообщит.

— Ой, спасибо вам, — растроганно говорит Дорис, должно быть, моля Бога, чтобы изображение моих внутренностей изобиловало свидетельствами какой-нибудь неизлечимой хвори, лучше всего заразной, чтобы доктор Корби сказал: «Дом престарелых — однозначно, немедленно!» Но когда доктор выдает заключение, они оба секретничают, как заговорщики, и смотрят на меня, потупив взор. Даже Марвин, всегда донельзя конкретный, говорит размытыми, как земля после дождя, фразами.

— В общем, мама, он считает, тебе нужен профессиональный уход. Сказал, на данный момент лучший выход — дом престарелых.

— На данный момент? А потом что? Он сказал, я смогу вернуться домой позже?

— Нет, такого он не говорил…

— Так что именно он сказал, Марвин? Что со мной? В чем дело? Что вы от меня скрываете?

Он достает из холодильника пиво и намеренно долго наливает его в бокал. Марвин очень медленно думает. Он никогда не умел мгновенно выкручиваться из неудобных ситуаций, как Джон. Наконец он что-то придумал, и, по всей видимости, идея кажется ему гениальной.

— Ну, в общем, серьезных органических изменений нет, — говорит он, довольный удачно подобранным словечком. — Доктор Корби просто считает, что будет лучше, если у тебя будет должный уход и все такое.

— Марвин, что со мной?

— Думаю, ничего особенного, — мямлит он. — Годы свое берут, вот и все.

— Это я знала и без врачей, зачем было разоряться на все эти обследования? Тут что-то еще, я знаю.