— Вчера? На танцах в «Легионе». А как я добрался до дома?
— Арлин привезла.
К моему удивлению, он негромко рассмеялся.
— Серьезно?
— Абсолютно. И мне, к твоему сведению, было ужасно стыдно, что она видит тебя в таком состоянии.
— Она меня привезла… — задумчиво проговорил он. — Хм, ну и как тебе это нравится?
— Ты это к чему? — я начинала злиться.
Лицо его выражало удивление.
— Мне всегда казалось, что она со мной гуляет только потому, что ей это не положено, — пояснил он. — Но то, что она осталась со мной вчера, — вот это уже забавно.
— Что ты имеешь в виду?
— Я подрался с одним парнем, — пояснил Джон, даже не пытаясь что-либо скрывать. — Выпил лишка, а он ударил меня в живот, ну я и полез на рожон. — Он ухмыльнулся, скривив рот, — такой оскал, только на другом лице, был знаком мне до боли. — В общем, я улетел, как хоккейная шайба, — сказал он. Затем отвел взгляд своих серых глаз. — Да, забыл сказать. Родители Арлин там тоже были.
Подумать только — надо же было там оказаться именно Лотти и Телфорду. От гнева я лишилась дара речи. Потом меня понесло:
— Если ты хотел, чтобы в этом городе я никому в глаза смотреть не могла, ты своего добился!
Джон не обращал на меня внимания — казалось, он меня даже не слышит.
— И все же она привезла меня домой, — медленно произнес он. — Как тебе это нравится?
Я смотрела на него и думала о том, что мы, похоже, поменялись мнениями. Я была уверена в том же, в чем он разубедился. Это я теперь считала, что Арлин получила удовольствие, притащив его домой, как потрепанное знамя.
Наконец пришло время возвращаться на побережье. Я снова попыталась уговорить Джона поехать со мной, но он наотрез отказался. Мне было досадно уехать и потерять возможность узнавать что-либо о здешних событиях.
В Манаваку я вернулась следующим летом. Мистер Оутли поехал к сестре в Калифорнию и отпустил меня на два месяца, выплатив мне зарплату, что, конечно, было очень мило с его стороны.
Зайдя в кухню дома Шипли, я заметила, что кто-то ее вычистил, причем недавно — там еще пахло моющим средством. Даже старая клеенка на массивном квадратном столе сияла чистотой.
— Что ж, ты неплохо здесь прибрался, — отметил я.
— Не я, — сказал Джон. — Арлин тут бывает, ее работа.
— Мне казалось, она преподает в городе.
— Уже нет. Сократили. Теперь не может никуда устроиться. Работы нет. Она живет у родителей.
— Думаю, они этому только рады.
— Конечно, рады. Это правда. Чего не скажешь о ней.
— А почему нет? Телфорд богат.
— Был. Сейчас они просто сводят концы с концами. И вообще — не в деньгах дело.
В тот день Арлин зашла к нам. Она исхудала, и ее это отнюдь не красило. Вид у нее был озабоченный, даже встревоженный. Волосы слегка потемнели: теперь ее уже нельзя было назвать натуральной блондинкой, скорее она стала темно-русой, хотя, когда я обратила на это внимание Джона, он сказал, что не заметил разницы. На Арлин были широкая синяя юбка в сборку и блузка — очень простые и совсем не новые. Когда мы стали накрывать на ужин, выяснилось, что на крючке за дверью висит ее собственный фартук, и еще она знала, в каком шкафчике что лежит.
Джон пошел в сарай. Я молчала. Ждала, что она скажет.
— Он мне всегда нравился, — наконец выпалила Арлин, — даже в детстве, но тогда он со мной даже не разговаривал. Я и не виню его.
— Это почему же?
— Ну, вы же помните, как меня мама наряжала, — бантики, оборочки. Представляю, как это выглядело со стороны. Та еще кукла.
Видит Бог, я не жаловала Лотти, но даже мне стало обидно, что ее собственная дочь так о ней отзывается.
— Ну-ну, — сказала я. — Вини во всем мать.
— Я не это хотела сказать, — стала оправдываться она. Затем, переводя тему: — В общем, теперь все изменилось.
— Что именно изменилось?
— Мы с Джоном, — ответила она. — Теперь у нас обоих нет ни гроша. Он ведь сказал вам, что я не работаю?
— О да, это просто замечательно, правда? Не думаю, что этому стоит радоваться.
— В каком-то смысле стоит. Лично мне.
— Это тебе так кажется, потому что ты не знаешь настоящей нужды, — сказала я. — Ты уверена, что скоро все образуется. Может, так оно и есть, но я бы не стала давать голову на отсечение.
— Мы справимся, — сказала она. — Вот увидите.
— Ты что, серьезно? Уж не собралась ли ты за него замуж?
— А почему нет? — спросила она.
— У вас и гроша нет за душой, — ответила я. — Да и не пара он тебе. Мне больно это говорить, но он выпивает, и уже не первый год.
— Может, он бросит, — упрямо возразила она. — Кто знает. В последнее время он почти не пьет.
— Если ты вообразила, будто можешь изменить то, чего не смогли изменить другие, — сказала я, — то ты глубоко ошибаешься, милая моя. Скажу тебе по секрету: никого в этом мире ты не переделаешь.
— А я и не собираюсь, — ответила она. — Я просто буду рядом. Если б я могла сделать больше, я бы это сделала, но это не в моих силах, так что не станем мы друг друга переделывать.
Я не понимала, к чему она клонит, но ее спокойный и почти отрешенный вид действовал мне на нервы.
— Уж кто-кто, а я знаю, о чем говорю, видит Бог, но ты же все равно не послушаешь.