Читаем Каменный ангел полностью

Я просыпаюсь. Луна не светит. Ночь уж очень темна, а воздух не по-летнему холоден. Днем последние дни палило солнце, кто бы мог подумать, что ночью так приморозит. Может, дождь пойдет — хорошо бы, после такой-то засухи. Ужасно неудобная кровать. Давно надо было в эту комнату новую купить, а у нас все денег нет. Это ведь была комната Марвина — ума не приложу, как он спал на такой кровати.

Внезапно мне становится дурно. Тошнит, во рту кисло, в горле спазмы — не к добру это. В чем дело? Что со мной? Совсем расклеилась. Ох, не могу, не могу сдержаться… весь пол уделала, всю комнату. Так резко, не успеешь сообразить. Ни тазик взять, ни вниз спуститься. Стыдоба.

Дышу рывками, с трудом. Сердце стучит, как отбойный молоток. Что же все-таки со мной? Я пытаюсь встать, но тщетно.

— Мне плохо. Очень плохо.

Я говорю сипло, глухо, словно меня теперь рвет словами.

Потом звучит другой голос:

— Что такое? Что стряслось? О Боже, все вырвала. Вот уж угостил так угостил. Знал же, что не надо.

Мужчина. О чем он? Он зажигает спичку, и я вижу знакомое лицо рядом с моим.

— Бог мой, совсем дело плохо…

Он, кажется, и вправду встревожен. Я пытаюсь улыбнуться, чтобы немного успокоить его, но лицо меня не слушается — он, наверное, видит лишь пародию на улыбку, оскал змеи.

— Уже все в порядке, — говорю я, — главное, что ты пришел.

— Точно? Что-то не заметно. Даже и не знаю, что делать.

Спичка гаснет, но я чувствую, где он. Я протягиваю к нему руку, почти веселясь от осознания собственной кротости, и мягко беру его за запястье.

— Не волнуйся, милый мой. Ничего страшного. Все в порядке. Мне приятно, что ты так беспокоишься, но уверяю тебя, причин нет. Иди спать.

— Странно все это… Пожалуй, тут доктор нужен.

— Вот уж вздор. Никто мне не нужен, когда ты рядом. Как я рада, что ты сегодня не поздно. Не надо было бежать домой из-за меня. Но я рада, что ты пришел.

— Матерь Божья, — говорит он. — Так вон оно что…

Мне лучше. Я спокойно отдыхаю. Рука по-прежнему на его запястье. Такое тоненькое, одна кость, и пульс слышно. Лучше времени для объяснений не будет.

— Я ведь не от души говорила, когда не разрешила ее в дом приводить. Сгоряча ляпнула. Характер у меня сам знаешь какой. Разве я хотела, чтобы ты все время из дома бежал? Ты приходи вечерами сюда. Слова не скажу. Я могу и в гостиной посидеть, а могу и наверху. Мешать вам не буду. Как ты на это смотришь?

Я все сказала так спокойно, так рассудительно. На это же совершенно нечего возразить. Я жду. Наконец слышу его голос. Непонятный, резкий звук, то ли стон, то ли всхлип. Я волнуюсь: может, он на меня все еще злится? Но когда он начинает говорить, в голосе его совсем нет злости.

— Все хорошо, — говорит он. — Я всегда знал, что ты не хотела. Все хорошо. Постарайся заснуть. Все хорошо.

Счастливая, я вздыхаю. Он укрывает меня одеялом. Я даже готова молить Бога о прощении — за то, что временами плохо думала о Нем.

— Посплю, — говорю я.

— Вот и хорошо, — отвечает он. — Спи.

IX

Утренний свет жалит глаза не хуже мороза. Всю ночь я проспала, вытянувшись на дощатом полу и упершись головой в ящик, мышцы и суставы одеревенели и отказываются шевелиться. В животе спазмы, горло горит от жажды.

Накрыта я, как понимаю, твидовым пальто, вернее, дрянным пальтецом из тоненькой ткани — кто-то явно экономил неумно. Так чье же оно?

На меня накатывают тошнотворные воспоминания, и я оглядываюсь. Его нет. Память, теперь болезненно-ясная, как вешние воды, накрывает меня холодной волной. Быть такого не может, чтобы я, Агарь Шипли, всегда брезгливо-разборчивая, если не сказать больше, распивала вчера вино с незнакомцем, а затем заснула, пристроившись возле него. Я отказываюсь в это верить. Но именно так оно и было. И если подумать, ничего в этом нет ужасного. Изнутри ведь все выглядит совсем не так, как снаружи.

Что-то еще произошло ночью. Что-то еще было сказано, вот только что — я позабыла и не могу вспомнить, хоть убейте. Но откуда эта тоска и опустошенность, как будто я потеряла кого-то совсем-совсем недавно? Неведомая мне потеря висит на мне тяжелым грузом. Огонь усопшего задут навек. На небесах не найти прощенья.

Мысли путаются. Все-таки только добрый человек мог так запросто оставить свое пальто. Редко кто так поступит. Мне бы хоть глоточек воды. Думаю, он вернется.

Пусть меня закопают в бескрайнем поле, пусть не потратят ни цента на венок и не прочтут ни одной молитвы, чтобы проводить мою душу на небо, что мне будет дела до этого, мне, холодному трупу? Трудно представить мир без меня. Когда встанет мое сердце — остановится ли время? Глупая старая кляча, кем ты себя возомнила? Агарью. В этом мире я такая одна.

Я не могу ни на чем сосредоточиться. Этим утром голова отказывается работать. Что же он не идет? Он обязательно вернется, я уверена в этом. Скорей бы. Я хочу пить. Вот-вот упаду в обморок. Положить бы чего-нибудь в рот, так, может, и обошлось бы. Вдруг он принесет апельсинов? Апельсин бы сейчас хорошо пошел. Да нет. Есть я, пожалуй, не смогу. Стакан воды, больше ничего не нужно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Первый ряд

Бремя секретов
Бремя секретов

Аки Шимазаки родилась в Японии, в настоящее время живет в Монреале и пишет на французском языке. «Бремя секретов» — цикл из пяти романов («Цубаки», «Хамагури», «Цубаме», «Васуренагуса» и «Хотару»), изданных в Канаде с 1999 по 2004 г. Все они выстроены вокруг одной истории, которая каждый раз рассказывается от лица нового персонажа. Действие начинает разворачиваться в Японии 1920-х гг. и затрагивает жизнь четырех поколений. Судьбы персонажей удивительным образом переплетаются, отражаются друг в друге, словно рифмующиеся строки, и от одного романа к другому читателю открываются новые, неожиданные и порой трагические подробности истории главных героев.В 2005 г. Аки Шимазаки была удостоена литературной премии Губернатора Канады.

Аки Шимазаки

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне