Каменный фундамент. Рассказы

— «Молния»? — Алексей Артемьевич забывает о дожде. «Молния», — значит, что-то очень важное. — А что в ней написано?

— Не знаю. Как к вам взойти?

— Да как ты взойдешь? Сам подплыву к тебе на лодке.

Он спускается с мостика, идет на корму, где привязана лодка, садится в нее и плывет к берегу. Отыскивая друг друга по голосу, сходятся: девушка сует ему в руку свой мокрый кулак и, разжав его, оставляет бумажку; Баженов прячет ее в карман кителя, запахивает плащ.

— Уф! — говорит он, отфыркиваясь от воды, льющейся с капюшона. — Как ты сюда добралась? Экая темень и дождище…

— А раз надо. И когда я из конторы выходила, дождя еще не было. — Девушка поворачивается, чтобы уйти. Под ногами у нее похрустывает галька.

Баженову хочется отблагодарить ее. Он ищет самые ласковые, теплые слова, но они почему-то быстро на язык не приходят, и он делает движение удержать девушку. Его рука ложится ей на плечо. Девушка в тонком жакете. И на ногах у нее, наверно, тоже легкие туфельки…

— Ах ты, что же ты так легко, — бормочет он и хочет снять с себя плащ. — Я сейчас…

— Не надо, — говорит девушка, — я уже все равно насквозь промокла. Пойду домой.

— Ну спасибо тебе, — Баженов находит ее маленькую, мягкую ладонь, — спасибо! — И, как бы оправдываясь перед девушкой, говорит: — Я-то ведь заказывал телеграмму до востребования. Сам бы за ней утром пришел.

— А может, ждать до утра нельзя? — замечает девушка. — Зазря тоже, наверно, меня не послали бы. По ночам и за город я ходить не обязанная.

Она удаляется, спотыкаясь о камни, льдины и выброшенный на берег плавник. Дождь льет по-прежнему, теплый, ровный, настойчивый.

Баженов возвращается. У входа на капитанский мостик он сталкивается лицом к лицу с Егоровым, механиком парохода. Тот стоит, набросив кожанку на плечи.

— Тебе чего не спится? — спрашивает Баженов Егорова.

— А что там за телеграмма? — отвечает ему Егоров вопросом на вопрос.

Они молча заходят в капитанскую каюту, сбрасывают с себя мокрую одежду, и Алексей Артемьевич включает от аккумулятора маленькую электрическую лампочку. На размокшем листке телеграммы стоят слова: «Ледоход Ангаре ожидается послезавтра утром зпт если готовы выходите немедленно тчк при неготовности оставайтесь до прохода ангарского льда».

— Это, считай, тогда на неделю, — скучно говорит Егоров. — Чего же ради мы пороли горячку с ремонтом?

Баженов зло смотрит на механика:

— Тебе что, гостить здесь понравилось?

— Нет, не понравилось, — говорит Егоров и пропитанными маслом руками разглаживает листок телеграммы. — До устья Ангары нам с паузком кладите двадцать шесть часов ходовых. Если мы выйдем завтра в двенадцать дня, устье Ангары минуем послезавтра только в два часа дня. А тут, гляди еще, хлещет какой теплый дождь. Ангара может тронуться и раньше. Не пройти…

Они оба разом встают и, сталкиваясь плечами, молча ходят по тесной каютке. Наконец Егоров останавливается:

— Давай, Алексей Артемьевич, будем говорить как коммунисты.

— Давай будем говорить как коммунисты, — соглашается Баженов. Он садится к столу, снимает мундштук с трубки, продувает его. — Я как коммунист считаю: надо рисковать. Не успеем пройти — вернемся. Вниз-то по течению всегда успеем ото льда убежать.

— А я считаю, рисковать мы не имеем права. Дешевая цена такого риска — без пользы сожжем топливо; а дорогая — получим пробоину.

— А если попусту простоять здесь неделю? Это разве не ущерб государству? Ты простишь себе это?

Егоров, облокотясь на столик, поворачивается своим сухим, желтым лицом к Баженову. Смотрит ему в глаза пристально и твердо.

— Риск должен быть исключен.

— Хорошо, — глухо говорит Баженов, — тогда найди, как сделать без риска. А держать пароход с паузком на приколе целую неделю и праздновать труса я не могу.

Воцаряется трудное молчание. Потом Егоров говорит:

— Надо выходить немедленно.

— Открыл Америку! Всякий дурак знает, что воскресенье — праздник. На чем выходить-то? Где топливо? Надо сперва перегрузить дрова с паузка.

— Перегрузить.

— Сейчас?

— Сейчас.

Баженов задумывается. Непроглядная ночь. Хлещет дождь. Измотанная за день команда только что заснула. Не добудишься. Хватит ли сил у ребят? А выигрыш во времени, конечно, был бы изрядный…

— Слушай, — вдруг почти кричит Егоров, — а можно ведь и так: взять паузок под бок и выйти, ну буквально вот… сию минуту. Перегружать дрова будем на ходу.

— Так нельзя, — теперь уже возражает Баженов, — так на дальние расстояния не плавают, да еще в такую пору. По реке несет плавник, отдельные льдины. Саданет такая штука в щель между паузком и пароходом… Нет, это против всех правил. Сам говоришь: «Риск должен быть исключен».

— Ну, я не знаю тогда, — пожимает плечами Егоров, — я не капитан, я механик. Машины у меня в полном порядке. Давай останемся здесь еще на неделю.

Всунув трубку в кисет с табаком, Баженов что-то высчитывает вполголоса.