Учитель стонет все сильнее, мучительней. Просит попить. Полозов спускается вниз за чайником. На ходу оглядывается через плечо на Жука. Сидит, сидит неподвижным комочком.
— Ох! Ох! — вздыхает Левидов, когда Полозов подходит к нему с чайником. — Боль-то какая! Скоро ли будет поселок? А-ай!..
— Скоро. Видать уже, — говорит Полозов.
Подносит чайник к самым губам Левидова. Тот жадно хватается за дужку, тянет воду из носка, пьет, захлебываясь. И вдруг протяжно взвывает, весь корчась от дикой боли.
Жук поднимается, медленно, нерешительно. В сером тумане сумерек особенно тонкий, нескладный и жалкий. Делает два шага к самой корме, туда, где ворочается, бьется винт, выбрасывая рыхлую пену.
Еще шаг… Еще…
Взмахивает руками и…
— Васька! — кричит Полозов, выпуская в испуге чайник. — Васька, он спрыгнул за борт!
Будто футбольный мяч, скачет по черным волнам Сургута голова Жука, все больше и больше отдаляясь от катера, уплывая куда-то в ночь.
«Электрон» круто валится на борт. С противным скрипом дерет его по железной обшивке рогатая коряжина.
— Ну, попляшет он у меня, — зловеще, сквозь зубы выдавливает Рум. — Где он — ты видишь?
— Не вижу… Н-нет… — осекающимся голосом отвечает Полозов. Нервная дрожь не дает ему говорить.
— Настигнем — не жалей, поддевай багром прямо под жабры, как налима.
Рум быстро вертит спицы руля. Откуда-то сразу навалилась на катер целая стая плывущих навстречу бревен. Мотор стучит тяжело, глухо, «Электрон» глубоко зарывается носом в воду.
— Ты видишь?
— Нет…
— Пригнись ниже. Возьми рупор, кричи ему…
Они выписывают сложные восьмерки по Сургуту, увертываясь от плавника, несущегося с бешеной скоростью. И ищут, ищут.
«Да что же это такое? Утопиться, что ли, он вздумал? — стучит в мозгу у Полозова тревожная мысль. — Сидел, сидел и сразу — в воду!»
Он пробует кричать в рупор, звать Жука, но голос пропал вовсе. Ложится на живот, пригибается как можно ниже к воде, вертит головой во все стороны. Черен Сургут. Черные плывут по нему коряги. А человека нет. «Электрон» кружится среди плавника. Теперь уже близкие, маячат на горизонте суковатые вершины тополей, растущих на острове.
— Вон он! — срывается радостно у Полозова. — К острову подбивается… Жив!..
Уцепившись за хвост тонкой жердинки, Жук устало работает свободной рукой. Видно, как она поднимается угловато и опять падает. Но берег острова недалеко. И когда «Электрон», сделав широкий разворот, настигает Жука, тот уже, пошатываясь, выбредает в мелкие, наполовину скрытые под водой тальники.
— Вот было страху! Думал: на дно, — говорит Полозов, пробегая мимо Левидова.
— Поймали? — облегченно спрашивает учитель. И приподнимается на локте. — Николай, позовите его сюда… Я сам скажу ему… Ну, чего это он?.. Зачем же так?..
Трудный, сдавленный стон снова вырывается у него.
— Эй, заходи левее, — кричит Жуку Полозов. — Сейчас причалим.
Машет рукой, показывает Руму, куда держать: в подмытом водой берегу заметна удобная впадинка. Катер в нее втыкается носом, дрожит, сотрясается от работы невыключенного винта.
А Жук не слышит. Или не слушает. Выбравшись из тальников, идет между деревьями в глубь острова.
— Эй! Куда ты? — надрывается Полозов. — Геннадий! Слушай: вернись!
Жук останавливается, с минуту стоит не двигаясь, спиной к «Электрону», потом продолжает свой путь, слепо шаря руками впотьмах по стволам тополей.
— А-а, не может вернуться! Боится еще раз в глаза поглядеть. Пешком, думает, до дому. Ну, шагай! А это ведь тебе не берег. С острова куда пойдешь? — вполголоса говорит Рум. И резким толчком перекатывает рулевое колесо.
Сильная струя воды входит, как клин, между берегом и «Электроном», быстро отжимает катер к шумящему стрежню реки.
От испуга Полозов немеет. Ночь… Узенький островок, который под утро непременно затопит… А на острове — загадочно молчащий человек. Он бредет впотьмах, сам не зная куда…
И Полозов подбегает к Василию Руму, пытается перебороть его, повернуть рулевое колесо обратно.
«Да как же так! Бросить на острове человека! Совсем одного. На гибель…»
— Васька… Васька…
Рум отбрасывает его толчком плеча.
— Тополя с макушкой никогда не заливает, — цедит он сквозь зубы. — Зайцы и то на деревьях отсиживаются. Пусть и Жук посидит.
— Утонет… Он же не в себе…
— Хотел бы утопиться, к берегу не поплыл бы.
С острова доносится жалобный, плачущий вскрик. На косе, посреди залитых водой тальников, стоит Жук, машет руками, зовет.
— Подойдем, Васька, ну давай подойдем к нему, — просит Полозов. И зубы у него часто постукивают.
— Ага! Понял! Только сейчас понял, что на острове, — жестко говорит Рум. И кричит в темноту: — Эй, Жук! Ты понял? Может, не все еще понял? До утра все поймешь!
— Давай возьмем… — бормочет Полозов. — Мы на собрании так его проработаем…
— Ступай в нос с багром. Отбивай коряги. Не напороться бы. Мне отсюда ничего не видно, — говорит Рум. — А на Жука посвети прожектором. Пусть он сам на себя посмотрит…
В темном небе тускло мерцают летние звездочки. Дрожащими струйками, серебристой рябью отражаются в черных волнах Сургута. «Электрон» резво бежит вниз по течению. На палубе глухо стонет Левидов.