Каменный фундамент. Рассказы

Сперва мы ехали кромкой березника, и огни костров, разложенных на поляне, где опустился наш самолет, словно раздвигали тайгу, а потом тропа круто свернула в густой черный ельник, и ничего, кроме впереди едущего всадника, не стало видно. Редко-редко тропа расширялась настолько, что над головой открывался кусок ночного неба, усеянного частыми осенними звездами, но это длилось обычно мгновенье — деревья опять смыкались вершинами, и колючие лапки елей больно хлестали по лицу. Слышно было, как хлюпает и чавкает вода под копытами лошадей.

На пути встал мостик через тускло блеснувший в ночи ручей: четыре жердочки, прикрытые мелким хворостом и мохом. Кони Медведева и Встовского прошли по нему спокойно, словно это была широкая шоссейная дорога, мой — вдруг заупрямился и захрапел, неуверенно стуча копытом в жерди. Я стегнул его поводом. Конек присел и прыгнул. Передними ногами он выскочил на противоположный берег, а задние, раздвинув жерди настила, окунулись в ручей. Толчком меня выбросило из седла, но я тут же поднялся и стал тянуть конька за повод. Он хрипел, перебирал передними ногами, но справиться не мог с засасывавшей его трясиной и все больше и больше погружался в ручей. На счастье, появились Встовский с Медведевым — они услышали шум и поняли, что случилось неладное. Медведев — великан, каких мало, — вскочил на уцелевшие жерди и, ухватившись за хвост, как редиску из грядки, выхватил моего конька из трясины.

После этого мы долго кружились по ельнику, все время натыкаясь на топкие моховые кочки. Наконец выбрались в сухой бор. Сразу стало теплее, уютнее. Однако тропа так была завалена буреломом, что видавший виды Медведев становился в тупик и подолгу обдумывал, как отыскать объезд. Собаки, сразу как мы углубились в тайгу, исчезли, и это немного беспокоило Медведева: не ушли бы они совсем в другом направлении, нежели едем мы. Пробегают всю ночь зря, устанут, и утром охота будет не та.

Бор кончился, и мы снова въехали в бесконечное моховое болото. Звездное ночное небо теперь распласталось над нами во всей своей красоте. Попахивало морозцем. Быть утром сильному инею…

А все-таки пришел и болоту конец, вместе с ним и нашему пути. Остановились на ночлег под старой елью, опустившей свои густые широкие ветви почти до самой земли. Расседлали коней, привязали их длинными веревками и пустили пастись по высокой, но вряд ли вкусной чапыге.

Устроить постели и развести костер было делом нескольких минут — для этого все оказалось под боком: и сучья, и смолье, и мягкие пихтовые лапки. Невзирая на кромешную тьму, Медведев отыскал даже воду — уж не ручей, конечно, а просто лужицу, — и мы с наслаждением принялись кипятить чай.

Теперь я смог рассмотреть Медведева. Человек такого телосложения и, безусловно, здоровья, что казалось: постучи ему в грудь молотком — и она загудит, как колокол. Кожаная самодельная куртка, которую ему наверняка шили по мерке, все-таки была тесна в плечах, и потому он не застегивал верхние пуговицы. Когда Медведев брал в руки топор, думалось: вот сожмет в ладонях топорище, и оно, как глина, вылезет у него меж пальцев. При всем этом лицо у него было мягким и добродушным. Ни острых углов, ни прямых линий. И говорил-то он даже слегка шепелявя. Поди-ка ты, а ведь прославленный медвежатник!

— Я думаю так, — говорил он, подкидывая тонкие сучья в огонь, — завтра мишку обязательно свалим. Нутром чувствую. Все к тому клонится.

И, помолчав, добавил, что этот мишка будет у него шестьдесят третьим.

— Вот собаки бы только скорее собрались, — вздохнул он, — без собак и я пустое место.

— Куда они денутся, — заметил Встовский, — прибегут.

— А вдруг на сохатого патакаются? У меня Черный артист по этому делу. Он медведя не любит, а сохатого как привяжет, хоть сутки целые будет держать.

— Гнать, — поправил я Медведева.

— Нет, не гнать, а держать. Худая это собака, что сохатого гонит, — разъяснил он и, заметив на лице у меня недоумение, спросил: — Да вы разве не знаете, как сохатых с собаками бьют?

— А вот я и думал, что загоном…

— Эге-ге! — весело воскликпул Медведев. — Как раз не так. Вам стоило бы тогда посмотреть. Вы не поверите, у меня Черный раз сохатого так держал, что я его чуть рукой не пощупал.

— Ну, а что нам дался непременно медведь? — вмешался Андрей Федорович. — Давайте ударимся за сохатым.

— Нельзя за сохатым, Андрей Федорович, — возразил ему Медведев. — Было у меня разрешение на две головы, использовал уже. А против закона я не могу… И кроме того, жалко…

— Да ведь их здесь как комаров в мокрое лето!

— Мало ли что. Оберечь государство решило, — значит, так надо. Может, их отсюда по всей земле развозить потом будут.

— Ага! — засмеялся Встовский. — На самолете.

— Это как там сумеют. Мое дело: стрелять разрешат — буду охотиться, а понадобится живьем изловить — ловить буду. Я с ними, голубчиками, на все лады управляться умею.

— Прямо за рога взять могу, — подмигнул мне Встовский.