Каменный город

— Здесь у нас спальня, — продолжала Анастасия Ивановна, указав на одну из дверей. — А здесь — комната Олюшки, ей ведь надо работать над собой...

Улыбаясь одними губами, она взглянула на дочь.

— Талант — вещь редкая, — продолжала она. — Надо его поддерживать... Кажется, так? Я не наврала?

Очевидно, и тут следовало восхититься ее эрудицией, но Бурцев лишь молча наклонил голову. Он чувствовал себя неловко перед этой высокой худой женщиной в черном глухом платье. У нее были такие же голубые, как и у Ольги, глаза. Неестественно белое лицо ее казалось бы поблекшим, если бы не тяжелый подбородок, к которому от тонких бескровных губ опускались строгие складки. Бурцев еще не видел отца Ольги, но понял, что хозяйка здесь — эта властная женщина.

— Да что же это я держу вас на ногах! — снова как-то притворно ахнула она. — Старею, глупая... Садитесь, пожалуйста.

Бурцев сел в глубокое низкое кресло. Ольга тут же пристроилась на подлокотнике. Постепенно разговорились. Анастасия Ивановна поинтересовалась местом его работы, сетовала, что быть главным инженером, наверно, очень хлопотливо и ответственно; словно невзначай, спросила об окладе.

«Форменные смотрины жениха!..» — снисходительно посмеивался про себя Бурцев, отвечая на ее вопросы.

— А квартира у вас что — поменьше? — спросила Анастасия Ивановна, мельком окидывая взглядом свою комнату.

— Да квартиры, в собственном смысле этого слова, у меня и нет, — простодушно сказал Бурцев. — Снимаю частную комнату.

Ощутив толчок в спину, он оглянулся на Ольгу, но та сделала безразличное лицо.

— Как же это? — брови Анастасии Ивановны удивленно изломились. — Ваш завод не в состоянии обеспечить квартирой главного инженера?

— Да нет же, — усмехнулся Бурцев. — Просто я сам не претендовал. Были у нас люди, которые больше моего нуждались. А мне, одинокому, из чего было хлопотать? И вещей-то у меня особенных нет, чтобы расположиться в своей квартире.

— Вы враг вещей? — странно улыбнулась Анастасия Ивановна. — Проповедуете аскетизм?

Ольга снова предостерегающе толкнула его в спину.

— Вовсе нет! — отстраняясь, поднял руку Бурцев. — Тут, видите ли, какая штука... — Он полез в карман, достал сигарету, но так и не решился закурить. — Я ничего не собираюсь проповедовать. Просто у меня сложилось свое отношение к тому, что мы называем вещью. Это — сугубо личное, своих взглядов я никому не навязываю... — Он минуту помолчал и продолжал раздумчиво: — Мне как-то рано пришлось уйти от вещей. Довелось даже немного побеспризорничать... А в войну, когда все вокруг крушилось и ломалось, ореол святости личных вещей окончательно померк для меня... Есть у тебя солдатский вещевой мешок — «сидор» — и все, ничего тебе больше не нужно!.. Я не против комфорта, не против уюта, — думать так было бы варварством! Но все же мне кажется, что для человека, для его счастья, не это основное...

Бурцев еще долго развивал бы свою мысль, если бы Ольга, толкнув его, не отошла к телевизору. Он увидел ее округлившиеся, почти злые глаза и умолк. Вдруг поняв значение ее знаков, он заторопился уходить.

— Да что вы! Оставайтесь, будем обедать, посмотрим телевизор... — с холодной вежливостью удерживала его Анастасия Ивановна.

Бурцев не остался.

Ольга вышла на лестничную площадку проводить его и, спустившись на один пролет вниз, остановилась.

— Какой ты ребенок, Дима... — протянула она, загадочно взглянув на него. — И я тоже — дура. Не догадалась предупредить...

Она отвернулась к перилам и глядела вниз, нервно постукивая носком туфельки по полу.

— Ладно уж, иди... Простудишься... — сказал Бурцев угрюмо.

Приняв наконец какое-то решение, Ольга быстро притянула его к себе, чмокнула в щеку и взбежала по лестнице.

Со странной тревогой в душе шел Бурцев домой. Эта женщина, почти ничего не сказав, замутила едкой, липучей скверной то ясное чувство, которое он носил в себе последние дни.

Но он еще не знал, что навсегда погиб в глазах Анастасии Ивановны.

— За кого ты хочешь выйти замуж, дура! — щурясь, с холодным презреньем сказала она дочери. — Ох, я знаю этих людей!.. — Она многозначительно покивала головой. — Он ведь из тех, кто никогда не дорожит своим углом. Мчится сломя голову бог знает куда по первому призыву. И никогда рубля лишнего не имеет за душой...

Распаляясь от собственных слов, она остановилась перед Ольгой.

— Ты что же? — сузила она глаза. — И замужем хочешь сидеть на шее у отца? До тюрьмы его хочешь довести? Одеваться-то и сладко покушать мы любим!..

Она отошла и добавила, кривя губы:

— Выбрала... Беспризорника!..

— Но, мама!.. — возмутилась наконец Ольга.

— Что — «мама»? — Анастасия Ивановна резко обернулась: — Запомни, за него ты не выйдешь!

Но Ольга уже закусила удила. А бунт слабого человека тем шумнее и нелепее, чем дольше он терпел и сдерживался.

— Нет, выйду! — закричала Ольга, топнув ногой. — Выйду, выйду!

Она подбежала к столу и, зачем-то сдернув скатерть, стукнула кулаком.

— Завтра же пойдем и зарегистрируемся!