— Ольгерд. И Мерион Длинные Руки… — так же тихо ответил Михаил Вениаминович. — Я правда их друг… Это? — проследив за взглядом собеседника, Кириллов тяжело вздохнул: — Представитель спецслужбы Франции, которую ребята вынудили сделать все для вашего возвращения на родину… Плохо, что о вашем захвате в заложники они узнали так поздно…
— Что им было надо? — скрипнув зубами, Сергей Михайлович посмотрел Кириллову в глаза, и Михаил Вениаминович понял, что не сможет солгать:
— Они хотели заставить Олега и его друзей убивать… И взяли в заложники тех, кто был им дорог… Вас, мою тещу, друга и его ученика…
— Ублюдки… — выдохнул раненый, и, на мгновение прикрыв глаза, смахнул кулаком скатившуюся по щеке слезу… — Они играют в политику, а мрут почему-то мирные, ни в чем не повинные люди…
…Разговаривать с потерявшим жену мужчиной оказалось запредельно тяжело: минут через десять разговора Кириллов вдруг почувствовал, что, несмотря на отличное кондиционирование, вспотел, и ему не хватает воздуха. Морозов не выпячивал своего горя — он довольно логично рассуждал о том, что интерес к его зятю и его друзьям после такого провала должен стать еще больше, что спецслужбы никогда не отказываются от своих планов, и что вряд ли в России они (то есть заложники) смогут чувствовать себя спокойно, и ни разу не затрагивал тему гибели своей жены, но в его внешне спокойном голосе было столько боли, что Кириллов еле сдерживал скопившиеся в уголках глаз слезы. И то и дело сглатывал подкатывающий к горлу комок. … — Нет, деньги я не возьму… Я стар, одинок, и мне ничего не надо… — без тени возмущения в голосе произнес старик, когда увидел в его руках пухлый конверт с пачкой банкнот. — Спасибо за желание помочь…
— Вам нужно лечиться… Услуги больниц в Москве не дешевы… — попробовал было настоять Кириллов, но быстро понял, что это бесполезно:
— А зачем? Зачем лечиться? Моей Нелли уже не вернешь… Для кого мне жить?
— У вас дочь, зять, внучка…
— Где? Я их часто вижу? — вырвалось у Сергея Михайловича. — Я отжил свое, и меня тут уже ничего не держит… Если хочешь помочь — помоги семье того паренька, который пытался спасти нас всех, и родителям его ученика… Вот им будет действительно тяжело…
— Я помогу всем… — убирая конверт во внутренний карман куртки, Кириллов выдержал тяжелый взгляд старика, и, подумав немного, добавил: — В Москве вас будет ждать мой человек. Скажет, что от Кириллова. Он устроит вас в больницу и сделает все, что от него потребуется… Он знает, как со мной связаться. И привезет вам телефон, на который сможет позвонить ваша дочь. Если что понадобится — звоните мне или ему. А через недельку — полторы я буду в Москве сам, и вас обязательно навещу…
— Что с Марком, сынок? — пропустив мимо ушей последнюю фразу, старик испытующе посмотрел Кириллову в глаза. — И как там моя дочка?
— Их достать не удалось. Есть небольшие проблемы, но, я надеюсь, что вскоре ребята их решат и смогут навестить вас лично…
— Ты мне не лжешь?
— То, что отпустили и вас, и меня — полностью их заслуга… — вырвалось у Кириллова.
— Тебя… тоже? — оживился было Морозов, но, видимо, вспомнив о гибели супруги, снова сник… — Тогда… ясно… Ладно, не буду тебя задерживать… Ты, наверное, хочешь побеседовать с остальными?
— Да… — не стал отпираться Кириллов. — Хочу.
— Спасибо. И береги тебя Бог…
…Слушать рассказ Галины и представлять то, что видела девчушка, было страшно: перед глазами Кириллова возникали картины ночного океана, вспышки выстрелов из винтовки и еле видимые с яхты буруны разрезаемой скутером океанской глади. Глядя в абсолютно сухие глаза так много пережившего ребенка, Михаил Вениаминович неожиданно почувствовал в себе желание убивать. Тех, кто смог выстрелить в спину уплывающему на водном мотоцикле ребенку. Тех, кто расстрелял две обоймы в раненого Соловья, пытавшегося прикрыть собой ученика. Тех, кто, убив жену Морозова, хладнокровно взрезал ей живот, чтобы не всплыла, привязывал к ногам тяжеленные гантели и сбрасывал за борт. Тех, кто стрелял в старика и кто бил ногами в живот эту повзрослевшую за одну ночь девочку…
— А потом они сбежали, как трусы… — презрительно скривив губы, говорила она. — Включили радио, передали сигнал SOS, и уплыли хрен знает куда…
— Что за выражения, доча? — автоматически перебила ее мать, но тут же замолчала.
Видимо, сообразив, что такие мелочи ее дочь уже не взволнуют.
— Нас нашел пограничный катер… Потом всех таскали на допросы, пытались поймать на противоречиях — видимо, искали среди нас сообщников похитителей. А эта сука Карина уплыла вместе со своими друзьями.
— Какая Карина? — не понял Кириллов.
— Да тварь одна. Приехала с нами, типа, тоже отдыхать, а на самом деле сливала информацию бандитам… — подала голос затихшая было мать Гали. — Удавила бы эту сволочь…
— Скажи, Галя, а ты уверена, что погиб и Соловей, и Кошкин?
Девочка потерла лицо ладонями, посмотрела Кириллову в глаза, и тихо прошептала: