Каменный Кулак и охотница за Белой Смертью

Засидевшиеся на торжище варяги торопились покинуть земли словен. Двадцать весел разом вспенивали реку. На ладье уже поставили щеглу[204] и готовились распустить парус. Несмотря на то, что все на драккаре были заняты своим делом, суету на берегу варяги все же заметили. Еще бы: когда толпа преследует пару недотеп – это всегда потешно. Те, что убегают, прыгают и петляют, как зайцы, те, что догоняют, ведут себя как стая волков. Кто кого?

– Hej, harar![205] – закричали с драккара: – Куда бежаль? Можно помочь стрела?

Гребцы подняли весла, желая позабавиться погоней. Ладья поплыла вровень с беглецами. Течение подтаскивало ее все ближе к западному берегу. Кто-то из варягов взял лук и выпустил по бегущим пару стрел, вызвав взрыв смеха у остального манскапа.

– Halt! – вдруг выкрикнул шеппарь.

Все это время он внимательно присматривался к беглецам. Что-то в их облике показалось ему знакомым. Это нечто одновременно и причиняло боль, и вызывало ощущение какой-то несбывшейся мечты. Странное, необъяснимое чувство. Отчего-то нахлынула тошнота, которая так мучила свея почти десять дней после злополучного Ярилова дня…

От навалившейся на него бури переживаний шеппарь даже впился ногтями в борт драккара.

Он вспомнил!

Он все вспомнил!

Это были те двое венедов, что опозорили его на Волховском льду. Первым побуждением варяга было самому схватить лук и рассчитаться за позор кровью. Но в душе он все-таки был больше воином, чем торговцем. И как воин он не мог не ценить чужую мощь и сноровку. А ведь именно небывалую для пахарей силу и отменную выучку выказали эти двое парней в чернолюдской стенке. Скольких варягов, кичившихся своей боевой славой, они оставили лежать без памяти? Помнится – двадцать. Это же больше чем людей в его манскапе. А поскольку среди его гребцов удальцов и вовсе не наблюдалось, выходило, что эти двое в драке стоили всех его людей.

Вспомнил варяг то сосущее чувство зависти, охватившее его, когда сотник просил своего князя определить этих парней под его начало. Тогда шеппарю казалось, что и он готов отдать все, что ни на есть за то, чтобы его давешние обидчики стали его соратниками.

Потом эта зависть забылась…

И вот теперь большой рыжий и маленький сивый бежали куда-то спасаясь от погони, в которой участвовала добрая половина княжеской дворни. Не было похоже, что за парнями гонятся, дабы чествовать. Что бы там ни случилось, но в Ильменьском городище они теперь явно были не ко двору. А значит…

– Roth till land![206] – скомандовал шеппарь.

Беглецы как раз подбежали к очередному затону.

Смертная тоска сжала сердца Ладонинских парней, когда драккар на всех веслах устремился к берегу, как раз там, куда они подбегали. Если еще и варяги вмешаются в эту переделку, бывшим любимцам князя несдобровать.

Волькша вильнул в сторону, намереваясь обежать затон слева, но с корабля раздался призывный кличь шеппаря:

– Эй, венеден, бежал тут! Тут! Till bredsida![207] Я помогать! Fort![208] Fort!

У них не было времени на раздумья. Олькша, который уже едва дышал от заполошного бега, рванул к драккару. Волькша еще сохранил способность мыслить и потому, подбежав к ладье, он все же спросил на свейском наречии:

– Зачем ты это делаешь, шеппарь? Может быть, из-за нас ты больше никогда не вернешься на Ильмень.

– А мне и не надо, – ответил варяг.

– А нам надо, – сказал Волкан: – Нам надо непременно поговорить с князем или наша честь будет порушена вовеки.

– Ну, так оставайся и разговаривай с ним, если конечно сможешь убежать от тех, кто сейчас вот-вот нагрянут сюда, – холодно ответил шеппарь. Он уже понимал, что совершает, возможно, самую большую глупость в своей жизни, а тут еще этот сопляк пустился в рассуждения.

– Прыгай, Волькша! – кричал с ладьи Ольгерд: – Прыгай, а то будет поздно!

– Ярл, – все-таки не унимался Волкан: – Во имя своего Дрерхескапура, скажи: почему ты нам помогаешь?

– Потому что я не забыл ваши кулаки на Ярилов день, – ледяным голосом ответил свей: – И потому, что я хочу, чтобы вы впредь бились на моей стороне. Тебя устраивает такой ответ?

В следующее мгновение сын толмача уже запрыгивал на борт драккара.

– Русь! Русь форт! – скомандовал варяг, и гребцы дружно вспенили веслами темные воды Волхова. Ладья снялась с отмели и отвалила от берега как раз в тот миг, когда туда подбежали разъяренные дворяне. В драккар полетели палки, прибрежные камни и ругательства.

– Именем господина Ильменьских словен, приказываю вам вернуться и сдать нам воров, покусившихся на княжеское добро! – кричал с берега судейский думец.

– Jag förstеr inte vad du säger![209] – с издевательской вежливостью отвечал ему шеппарь.

– Ты дорого за это заплатишь! – по-норманнски кричал Ронунг, потрясая своей билой.

– Если хочешь мне заплатить, плыви за мной, безбородый сын бревна! – ответил свей.