Каменный мост

Реденса они допрашивали последним, уже продумав нужное, 10 июня, когда закладывали последние кирпичи; безотказного мальчика берегли, издали почуяв, как он боится. Среди родовитых, страшных по фамилиям членов «Четвертой империи» только он – слабый, отца расстреляли, считали его личным врагом Берии, они с матерью (так достававшей императора своей добротой) могли исчезнуть в любое случайное мгновение (мать так и исчезла потом) – Реденс на допросах (признал спустя жизнь) говорил все, что угодно, лишь бы отпустили, топил всех. Они бегали друг от друга, от позора всю жизнь, но Реденса сторонились особо – свидетель Реденс.

– А вот мне интересно! – блудливо ухмыльнулся физрук и повернулся к нам, спиной курортно облокотившись на барьер, словно отвернулся от моря, фото на набережной. – Как думаешь, профессор, вставил он ей? А ты, специалист, как ты думаешь? – что он хочет? всерьез? Физрук вдруг резко направился к замеченному болвану. – А хрен ли, мы гадаем? Доктор же смотрел труп?! Что там написано про девственную плеву?

ШЕЙНИН: Заключение о смерти не обязательно включает…

– Да ладно тебе, а то мы первый раз выехали на бабий труп…

АКТ ОТ 4 ИЮНЯ: Н.К.УМАНСКАЯ – целостность девственной плевы не нарушена.

– Лев Романович, мы не можем отнестись к показаниям Реденса с полным доверием. И не только имея в виду обстоятельства времени. И личные обстоятельства подростка. Мы установили вместе с вами – Володя говорил о многих невероятных вещах: что сошлет отца на остров в Индийском океане, пойдет по улице Горького в сопровождении духового оркестра, многочисленные любовницы в Куйбышеве, убьет Нину из-за угла, уговорит ее отравить отца, овладевает ею и называет точное – до минуты! – время… Мне кажется, он пытался противопоставить реальности, зримой власти и силе других мальчиков то, в чем он был силен, – свой вымысел, – и однажды этот вымысел победил, Микоян поверил, что Нина выбрала Володю, – но Шахурин за свою победу расплатился. Или его заставили заплатить.

– По существу что-то можете?

– Володю свидетели характеризуют как скрытного человека. Мы видим, какое бешенство в нем вызвала огласка его побега за Волгу, – Володе не хотелось, чтобы об этом знали, и до определенного времени тайну удавалось сохранить… Про свою любовь к Нине, страсть, желание ее убить – Володя говорит, если мы верим вашим свидетелям, свободно: убью, притворюсь сумасшедшим – значит, он не придавал этому значения, это не серьезно, прежде всего – для самого мальчика, игра. Уманские готовились улетать, и улетели бы, да помешала ангина, мальчик готовил цветы и ручку-самописку в подарок – это серьезно. Готовился ждать телеграммы от Нины – серьезно. А убийство… Ведь у него даже не было пистолета! Все, что мы знаем, – какой-то старый, испорченный пистолет Шахурина валялся на комоде у Реденса, Софья Мироновна случайно узнала и приказала: выбросите в реку!

ШЕЙНИН: Ваши рассуждения полностью опровергаются показаниями Микояна.

– Возможно. Только будет очень жаль, если он окажется единственным свидетелем произошедшего и у вас не окажется других доказательств, кроме его слов. Кстати, какого числа вы допрашивали Вано?

– Пятого июня.

– Удивительно. Еще третьего вечером вы знали, что с Ниной шли два мальчика. Знали, что второй – Микоян. Важнейшего свидетеля вы приглашаете только пятого июня – почему?

– А потому что, – захрипел, стальнея глазами, физрук, – четвертого-то Шахурин еще жив, боялись они: придет в сознание, скажет… Тем более слух такой пошел от ментов: Шахурин очнулся… А пятого – Вовка помер, молча. Можно плести… Ну, давай, малый, что там тебе написали…

СОФЬЯ МИРОНОВНА ШАХУРИНА: Я крикнула в телефон: «Вано, не приходи! Пусть переписывает вопросы», сын пообещал: «Мам, перепишу утром», Микоян пришел.

ВАНО МИКОЯН: Я зашел к Шахурину и передал свой разговор с Ниной…

– Что ж ты за товарищ такой, – крякнул физрук. – Дружок твой страдает, убить ее собирался, трахнул вроде как ее, а ты ему: она не прочь… Как там? Вернуть молодость. С тобой в обратку. Провокатор какой-то… Что ты в них вцепился?! Им оставалось-то всего день…

– …Попросил у Шахурина журнал и сел его полистать. Он вдруг спросил: «Твой „вальтер“ с собой?» Я, не подозревая ничего худого, протянул ему револьвер, продолжая читать (журнал Шейнин вписывает, подчеркивая неосознанность поступка, мимоходом: между делом. Следователю, сочинителю, мастеру времени, важно показать: пистолет передан именно дома, задолго – при Нине оружие незаметно передать будет невозможно – прямое подстрекательство: Шейнину тесно, не развернуться в полную достоверность, понимаю, как объяснишь: один спрашивает «с тобой ли пистолет», а второй вместо «да» – отдает «вальтер» в руки…). Володя попросил у матери разрешения пойти погулять.

СОФЬЯ МИРОНОВНА: После разговора с Вано Володя попросил: «Можно пойти погулять?» (не сказал, что идут с Ниной). Он просился просто погулять, я могла ему отказать… Если бы Володя хотел обязательно выйти из дома, он придумал бы что-нибудь особенное… И они ушли, и Дуся начала собирать вещи на дачу.