Каменный мост

Айви Вальтеровна тем временем в Свердловске (теперь Екатеринбург) учила английскому языку (любила это, преподавала всем: офицерам Генерального штаба, физику Леоновичу, Раневской, психиатрам, домработнице, – сама мечтала сгладить в собственном русском акцент); Литвинов не нашел сил с ней говорить, и дочь шептала в телефонную трубку, а безумная англичанка кричала в ответ от Уральских гор: все знаю – «отставка с поста»! Газеты, правда, молчат, но слышала от знакомых – и бодрым голосом: у нас тут зачетная страда, правильно я выражаюсь?

– Тебе надо приехать, – мертвым голосом сказала дочь.

– Приехать? Я и собиралась приехать, но только после экзаменов, – немного удивилась англичанка.

Дочь устала, не знала, что говорить дальше, послушала и спросила в самом конце: не кажется ли тебе, что нам сейчас лучше быть всем вместе?

Англичанка недоуменно помолчала и без спешки взялась укладывать чемодан.

И Уманский (повторяя судьбу Трояновского) открыл чемодан, как собственный гроб, тронутый за плечо всегда ожидаемой и всегда внезапной телеграммой. Карьера не вышла, его пригласили в путешествие к сердцу земли с выходом в игольное ушко или крематорную трубу, и он ощупывал свою шкуру, как бы спасти, до последней шерстинки: позорный тесть – приказчик магазина готового платья, 1925 год – неуплаченные членские взносы, рекомендация в партию врага народа Старка, австрийское подполье, несмываемое – «сменил тов. Мих. Кольцова на должности», и то, что несомненно собираются указать в графе «причина смерти» – учитель, друг М.М.Литвинов. Ему казалось – вот и началось.

А началось раньше – близнец Кольцов (их путали) исчез для Уманского не бесследно. Лучшее императорское перо декабрьским вечером позвали под землю неприметные люди (брат приглашал к себе на чай с пирожными, но Кольцов побежал бульварами в ночной рабочий кабинет, оставив за спиной рукоплескания ЦДЛа: император попросил доложить писателям… и он – блестяще!.. И теперь – последнее время обносили чашей и что-то такое порывами он чуял – его не тронут!). Пять месяцев его били, пока Кольцов, как сотни тысяч до него, не признал все и, как забитое в кровь парнокопытное, направляемое пом. нач. следственной части НКВД капитаном госбезопасности Шварцманом, потянул по рельсам вагонетку к бездне; ему подкладывали в вагонетку новые костяки, про запас, еще гуляющих и пьющих на поверхности людей, литвиновских птенцов – и он повез всех, послушно прибавляя шаг.

«В 1932 году я сблизился с РАДЕКОМ, ШТЕЙНОМ, УМАНСКИМ И ГНЕДИНЫМ», и оказалось, что эта группа «энтузиастов советско-германской дружбы» «накопила важные связи с немцами» (Кольцову наступили на пальцы) – так и случилась «преступная шпионская связь, в которую я втянулся…».

«При некоторых разговорах на квартире УМАНСКОГО присутствовал американец – журналист ЛУИ ФИШЕР, близкий друг УМАНСКОГО, имел на УМАНСКОГО огромное влияние и общался с ним свысока. УМАНСКИЙ подчинялся его мнениям по всем политическим вопросам и не скрывал от него ничего…».

«Я (Кольцова ударили под дых), прямо говоря, был завербован РАДЕКОМ и передавал с 1932 по 1934 год шпионскую информацию при участии и содействии УМАНСКОГО…».

Нельзя сказать про Кольцова (как и про других), что его застали врасплох – железные люди знали, чего от них ждут. Нелегальная комиссия Политкомиссии Политсекретариата Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала напечатала секретный свод правил «Как коммунист должен держать себя перед следствием и судом», где следовало пролистать спасительную четвертую страницу («Некоторые арестованные коммунисты считают, что лучше на следствии дать какие-нибудь показания и потом на суде от них отказаться. Такой взгляд совершенно ошибочен и очень вреден»), чтобы навсегда остановиться на странице восьмой: «…Арестованный коммунист, обдумывая свой образ действий, должен прежде всего исходить из интересов партии и лишь потом строить планы, как легче ему отделаться от предъявленных следствием обвинений…».

Следователь Шварцман поднялся с табурета, отмерил шагами яму и выдал Кольцову лопату: «Заговорщицкая организация в Наркоминделе ставила своей задачей добиться сдвигов вправо… В ней состояли ЛИТВИНОВ, СУРИЦ, ПОТЕМКИН, МАЙСКИЙ, ШТЕЙН, УМАНСКИЙ…». Луи Фишер «состоял посредником при Литвинове», «подчинил себе УМАНСКОГО, давал указания в беспрекословной форме…».