Каменный мост

Шахурин, несчастный Шахурин, любитель красивых галстуков и собственных портретов, закопавший в Новодевичьем керамическую банку с прахом единственного сына, зашел 9 июня – вот ему красная цена! – и сидел, усердно трудясь на совещании с одиннадцатью участниками двенадцатым, показывая: главное – победить в войне с немецко-фашистскими захватчиками, все остальное – несуществующие подробности. И, должно быть, улыбаясь, где требовалось, Микояну, заседавшему тут же, но к императору сидевшему много ближе; и заходил к императору 10, 14, 15 июня – дни, когда он мог еще осмелиться или ожидать (и бояться) сочувственного (или укоряющего) вопроса: «Я слышал, ваш сын…» (спросит его император, потерявший сына в концлагере, отец народа храбрых мальчиков, погибавших в партизанских отрядах, взрывавших мосты), но – ни разу с глазу на глаз.

Точка – 15 мая. Директор 175-й школы Леонова «от имени коллектива» поздравила императора с «окончанием Вашей дочерью Светланой курса средней школы с аттестатом отличника», но не спасло – уволили. И никого не спасло; малые, взявшиеся сочинить, забыли Софью Мироновну Шахурину, прозванную сыном «черный бомбардировщик», – мать знала свою правду, кричала от боли и ослепла и не видела ничьих раскладов, схем и желаний еще пожить, Лубянской площади и Колымы с ладьями перевозчиков. Софья Мироновна, нелепая толстуха, носившая вызывающие шляпы и собиравшая фарфор, защищала детеныша, свою кровь, птенца, младенческую прядку – все, что осталось, хотя бы добрую память о нем, звук, и когда испугавшийся Реденс под конвоем мамы доставил на квартиру наркома бумаги «Четвертой империи», одна Софья Мироновна догадалась, как можно использовать игры в свастику: вернуть взор императора на Большой Каменный мост! Правду пришлось шить заново, уже другим (первым делом уволили генерального прокурора) – дырявую, сидевшую мешком правду, в нее уже никто не поверил, а немногие узнали наконец все как есть про появившуюся в империи плесень и подвесили причастных глубоководных на невидимую леску; и настало мгновение, когда император вдруг произнес: «Анастас, а где те твои дети?», и Микоян хапал жабрами воздух. Вот и кончилось. Лопаются глаза. Кончена жизнь.

Алена жалко сказала: никуда не ходим. Давай в цирк. Дрессировщик Забелкин таскал на руках паралитика крокодила – у крокодила не закрывалась пасть, словно деревяшкой расперли или от жары. Жена дрессировщика совала лицо меж крокодильих челюстей. Затем Забелкин молча тягал на руках удавов и питонов. Я думал про мать дрессировщика, представляла ли она, растя сына, что он будет зарабатывать на жизнь ношением скользких гадов. Незанятые гады поблескивали на манеже, как шнурки из ртути.

В перерыве зритель-японец дважды обошел туалет, держа на весу вымытые руки, в поисках сушилки или бумажного полотенца.

Во втором отделении Забелкин надел синюю шляпу с золотой лентой и работал без клетки с изможденными тиграми и львами. Совал в пасти куски мяса, похожие на комки арбузной плоти. Львы и тигры катались на шаре и ложились матрасами под дрессировщика.

Последними вышли пыльные слоны под руководством Дурова и весело побили мячики в народ. Из нагрудного кармана Дурова торчал белоснежный платок, большой, как наволочка.

Нельзя сказать: мы приблизились, мы опустились глубоко, количество мертвых ограничено, они перестают говорить, что-то знает Вано – но его не разведем, все знает Петрова, но Софья Топольская и Владимир Флам родили девочку в России в немое время, и время отучило ее говорить по душам, открывать душу, облегчать душу, очищать душу, изливать душу; Тася и при соборовании, я предполагаю, отделалась общими словами батюшке из церкви Иоанна Воина. От Петровой осталась единственная внучка, единственный человек из Цурко, горячий, не затянутый льдами, но девочка отравилась от любви – нам больше не с кем говорить, пора становиться на их точку зрения. Большой Каменный мост третьего июня мы должны увидеть сами.

– С кем ты разговариваешь? Я же вижу… – Мы брели с Аленой вверх до Пушкинской вдоль бульваров и находились совсем недалеко от весны, и если днем, в ясную погоду выйти на открытую землю и посмотреть далеко в ту сторону, откуда весна, – кажется, словно уже видишь ее за белыми домами и черными ветками, чуешь ее запах в ветре, плотный, летучий запах сырой земли.

– Я ничего не вижу. Нужна доверенность.

– Доверенность делает Чухарев? Хочешь, помогу ему? Он висит целыми днями в порносайтах. Ты знаешь, сколько ты платишь за Интернет?

– У нас есть паспортные данные и адрес сына Кирпичникова, сына Барабанова… Пишем доверенность от их имени, даем нотариусу сто долларов…

– Херня, – сказал Боря, вычищая магаданскую корюшку, – ФСБ пробьет доверенность, прозвонит…

– Телефон молчит.