Каменный мост

Темнеет рано, в половине четвертого дня словно начинается ночь, вползает серыми, мглистыми языками, хотя тепло обмануло почки сирени; я сразу потерял одну из своих радостей – субботу на барахолке, не сильно упираясь: потеряется все… Может, тебе не ехать? ты хочешь, чтобы я не ехала c тобой, милый? хочешь один? что-то случилось? (Пихнуть бы, от жары и щекотного приваливания чужого тела.) Нет, я просто… Таскаться под дождем… Замерзнешь. Барахолка – что там интересного. Таскаться по грязи. Мне все интересно, что тебе интересно, и подпрыгивала, и в ладоши: едем! – Ты, тварь, забыла, что тебе не восемнадцать лет. На пустыре у платформы Марк, на пересечении Московской кольцевой и железной дороги Савеловского направления, торговали пожилыми вещами сволочи, не зарабатывающие на аренду клочка блошиного рынка в Измайлове; по грязи мы беглым зигзагом обошли длинные прилавки с проигрывателями, иконами и самоварами и деревянными медведями – ничего: только осточертевшие морячки Ленинградского карбюраторного да «воин с мечом» с отломанным мечом из «Донского похода», что выпускал тульский «Арсенал»; начался дождь, и вихлястой тропинкой двинулись в заросли ивы, где забывался дождь, где продавали с земли, с целлофановых простыней, не спасая товар от дождя – нечего спасать… я не мог успокоиться, шел на поводке, подгоняемый чужой волей… Все больше мятая, покойницкая одежда, белье давно состарившихся детей, плошки, прищепки, занавесочные кольца, зеркальца, портсигары с бельевыми резинками, скрепляющими отсутствующие папиросы, и все, что можно сделать из пластмассы… Книги – «Все о бульдогах», «Водка и Сталин», ну да, или «Шестнадцать способов обходиться без туалетной бумаги», «Двухголовая женщина опять беременна»; я жадно озирался на голоса – «наличие цинка обуславливает ее, как латунное олово», Алена шла за мной след в след, оберегая черные блестящие сапожки, старалась чем-то восхищаться, присаживалась посмотреть, потрогать и показать мне, так, она заметила, делали другие, должно мне нравиться – и улыбалась; когда я вижу улыбающуюся мне женщину, становится тревожно на душе. Куда она дела ребенка? В детях создателям фильмов про желающих трахаться людей нет никакой нужды. Дети только мешаются. Дети раздражают.

– У тебя такой есть солдатик? Почему ты собираешь только железных?

Большая часть русского языка и абсолютно все объяснения вызывают у меня омерзение. Мы петлями, огибая лужи, обошли все, и я удивился: так быстро – и остановились у провала в бетонном заборе, сквозь него люди пробирались к платформе; здесь почему-то дежурил милиционер, и Алена обняла меня со счастливой, душистой легкостью – и мент посматривал на красивую нарядную девку – ничего. Долго ничего не бывает. Даже вечность проходит быстро. Ну что еще? Что мне остается? Буду любить кошек и сирень.

– Что завтра?

– Пойду на работу.

– В воскресенье? Хочешь, пойдем вместе?

– Пойду один.

– А кто еще работает по воскресеньям? Гольцман приходит?

– Успокойся. Секретарша не работает по воскресеньям.

– Я просто спросила. Что здесь такого? Что ты сразу злишься?

Все теперь быстрее, ничего не остается – только идти домой, дорогу до подъезда теперь ненавижу; меж киосков жареного мяса, на остановочной лавке спала избитая женщина, белокурый парик съехал, открывая седой солдатский чубчик.

– Как будем праздновать мой день рождения, а? – мяукала и все висла на мне. – Думай! Думай, что мне подарить, – и присасывалась, ни разу не забыла поскулить, будто всегда хочет, будто не терпится домой. – А как будем праздновать твой день рождения? Что бы ты хотел, ми-илый?

Что бы я хотел: у дома отдать ей сумку – ты поднимайся, а я дойду до угла и куплю черешни – больше никогда в жизни она его не видела.

Алена идет в ванную всегда последней, вроде: как хочешь, хочешь, сначала я? – но последней всегда она и моется, готовится два часа, включая и выключая воду; пузырьки, шорохи, прысканья, обитаемая тишина, лязг двери – и торжественно вступает, вонючая, как парфюмерный магазин, распустив космы, всегда в новом белье – ты в этих трусах спать собралась?! И лживо так, по-детски шепотом: «Ты спишь?» – каждый вечер она находит повод во тьме похихикать. Эти лезущие в рот поцелуи и случайные руки, лапающие член.