Каменный остров

И вот та родина, где я ходил босой,
и пыль ее мне стопы обнимала.
Я умывался утренней росой
и спелым снегом, только было мало
мне этого. Я большего хотел —
и выбросили пьяные солдаты
уже мне жребий.
Сколько юных тел
цветы стелили под ноги когда-то
тебе и песни пели предо мной
в огне позднеимперского заката! —
но не взошло знакомой ни одной
тогда звезды. И ты не виновата
уже ни в чем: что было впереди,
мы оба знали с самого начала.
Ты засыпала на моей груди
и проволокой медной увенчала
меня потом. Когда все началось?
Автомобили импортные мимо
неслись, стояли толпами и врозь
уже зеваки. Ты была ранима
и ветрена. И падали рубли,
вставал на ринг известный гладиатор,
под воду уходили корабли,
министр новый открывал театр.
Меня охватывали страх и темь,
и отпускали, и сжимали снова.
А люди погибали каждый день —
и не было призвания иного.
И телевизор новости вещал
какими-то тревожными словами.
Я это время мысленно прощал
и смертный воздух пробовал губами,
ступая плавно, словно по воде:
из-под нее чревовещали рыбы.
Мы жили здесь, практически в нигде,
и встретиться иначе не могли бы.

Я шел по суше, и крошился мел,

чужие дети становились старше.
Ладонями горячими я грел
проржавленные гвозди, и из чаши
я пригубил дешевого вина.
Дрожали ноздри пористого хлеба
еще вчера, но вышли времена —
и в час девятый почернело небо,
как чья-то кровь. И должен умереть я,
чтобы сказать, как я тебя любил, —
во имя слов, которые забыл,
жестокой веры, длящейся столетья.

21.10.2013

X

Я уже никогда не струшу,
потому что навеки твой.
Этот дар иссушает душу —
петь с оторванной головой.

Этот дар убивает насмерть

очень медленно, горячо;
разливает вино на скатерть,
задыхаясь, просит: «Еще!»

Это то, что сильней страданья,

что-то большее, чем любовь.
Я не знаю ему названья:
Вера? Вечность? Служенье? Кровь?

Я, который за все в ответе,

что стоял на ногах, как мог, —
лишь тебя я на целом свете
от себя самого берег.

Подлецу, мерзавцу, уроду

говори о моей вине.
Ты не можешь мне дать свободу,
потому что она – во мне.

Я не верю судьбе и боли —

сумасшедшим считай меня.
И слова мои поневоле
лепестками цветут огня.

12.12.2013

XI

Возвращаю сполна:
ничего для себя не оставил —
ни вины, ни вина,
лишь деталей немного добавил.

Затяни поясок

кимоношный на шее поэта.
Убивают в висок
на рассвете – за это, за это!

Будет эта любовь

пострашней, безнадежнее первой.
Ты меня приготовь —
чтоб не суетно было и нервно;

чтоб не верить не мог,

выступая тебе же навстречу, —
и из мрака, где Бог,
я, возможно, отвечу.

16.01.2015

XII