Каменный пояс, 1974

Надо отдать Утюмову справедливость, он, не перебивая, выслушал Лаптева, даже кивал головой, хотя чувствовалось, — ни с одним его доводом не согласен.

— Да, дисциплина не на должном уровне, много заседательской суетни, все это есть. Но если не давать заданий на каждый день и не контролировать, все порушится к чертовой матери. Вы сказали: устанавливать порядки, близкие к заводским… К за-вод-ским, значит. Надо же! Ха!.. Там отстоял семь часиков у машины, в тепле да под крышей и — домой, руки в брюки, нос в карман и ходи, как атаман. А здесь в посевную и уборочную семью часами не отделаться, иначе хлебушка не получишь. Летний день — год кормит.

Утюмов курил папиросу за папиросой, Лаптев закашлялся, подошел к окну и открыл форточку. Максим Максимович, потушив папиросу, громко сказал:

— У нас, братец мой, тут всего по горло — и работы, и дыму, и неприятностей. С бычьим здоровьем — и то невмоготу.

«А он злой», — подумал Лаптев и ответил жестко, более жестко, чем следовало бы:

— Ну зачем все эти слова?!

— А затем, — сказал, недоумевая, Утюмов, — что вы тут наворотите дел, а я расхлебывай. Ну как, поставили себя в коллективе? С первых же дней всех восстановили против себя. Один заявляет «Уйду!», другой — «Уйду!». А с кем работать будете?

Это уже стало походить на суровую нотацию. Лаптев пытался оправдаться, но директор обрывал его: «Хватит! Послушайте!».

— Сейчас надо все силы на животноводство бросить. Скотина тощая, кожа да кости…

Он говорил так, будто директором совхоза был кто-то другой и этот другой не поработал, как надо, летом и бил баклуши зимой.

— В Травном начался падеж поросят.

— Только у одной свинарки. Паратиф. Болезнь, конечно, страшная. Туда уехал ветврач. Звонил, говорит — все будет в порядке. Плохие условия содержания. Не проводили дезинфекцию.

— И у Нарбутовских?

— У той нет. Татьяна Максимовна очень хорошая свинарка. Надо будет заняться распространением ее опыта. А этого не сделали даже на ферме. Вьюшков всюду сует свой нос, главного же не видит.

— Не надо! — махнул рукой Утюмов и поморщился. — Ну зачем вы на всех прете? Охаиваете того, другого… Один раз видел Вьюшкова и уже делает такие выводы. А мы Вьюшкова знаем годы, знаем как облупленного. Не какой-то случайный человек. И болеет за ферму. Не как некоторые другие, которым хоть все завались, только не им на голову.

— Болеет… — усмехнулся Лаптев. — Может, добавите еще: дисциплинирован и семьянин примерный… Максим Максимович, я вас выслушал, прошу еще раз выслушать меня. Для шофера этих качеств может быть и достаточно. А для руководителя нет. Нам почти все равно, рабочий замкнут или нет. А для управляющего фермой это имеет значение. Шофер груб — нехорошо, но может еще как-то сойти. А управляющий грубиян — страшно… Вы понимаете… Управляющий, как и всякий руководитель, должен обладать талантом организатора. А у вашего Вьюшкова, будем говорить прямо, такого таланта нет и в помине. Хоть всего распотроши — не найдешь. Людьми он руководить не умеет. Нет, не то… Точнее сказать, он не может и никогда не сможет руководить ими. Рабочие его не уважают. Грубо говоря, на Вьюшкова плюют, он там вроде мальчика на побегушках.

Утюмов не перебивал больше, и Лаптеву казалось, что директор начинает понимать его, и удивился, когда Максим Максимович, хмыкнув, произнес:

— Ну, а вы побеседовали с Вьюшковым, указали ему на недостатки?

Лаптев молчал, чувствуя наплыв злости; но и молчать стало невозможно, и он, хмурясь, начал сумбурно говорить Утюмову о том, что надо повысить ответственность каждого рабочего и специалиста за свое дело, не превращать специалистов в простых исполнителей, гнать в шею негодных руководителей.

Слушая общие слова главного зоотехника, Утюмов поддакивал, кивал головой; он ничего не имел против всего этого, но когда Иван Ефимович начинал эти общие слова уточнять конкретными фактами, директор краснел от гнева:

— Если я не буду за ними глядеть, все развалится к чертовой матери. Им надо разжевать и в рот положить, вы понимаете это? Если я утром дам задание, а вечером проверю, тогда уж все будет в порядке. А без контроля… хо, хо, представляю!.. Да, да, конечно, никто их подменять не собирается. Разве я подменяю? Пожалуйста, организуй, направляй, никто тебе не мешает. А контроль нужен.

Он почесал морщинку на подбородке.

В кабинет вошел секретарь парткома Весна. Лаптев слышал, как однажды главный экономист ему сказала: «Зоветесь Весной, а выглядите, как осень». Тот добавил: «Солнечная, теплая осень».

Действительно, парень этот в начале показался Лаптеву по-осеннему скучным, но вот он пригляделся к нему. Предельно скромен, серьезен и какой-то удивительно аккуратный: валенки маленькие, по ноге, пиджак ладно скроен, по моде, свитер плотно облегает шею; манеры, слова, улыбки просты, естественны. В общем, Весна был Лаптеву по душе.

— И молодежь давай выдвигать будем, пожалуйста, — продолжал Утюмов. — И негодных работников надо заменять, я не против. Только ведь семь раз отмерь, один раз отрежь. Вьюшкова уберем — это дело не хитрое, а кого поставим, а? Поспешишь — людей насмешишь.