Читаем Каменный пояс, 1976 полностью

Каменный пояс, 1976

Борис Константинович Калентьев , Владимир Николаевич Носков , Владимир Тараканов , Владимир Федорович Иванов , Кирилл Алексеевич Шишов

Так было и с Гэро — не знал он, что вдруг предательский снег имеете с ним сойдет по крутому ледовому склону.

— Вон видишь, Оля, фигурной скобкой вверх смотрит пик Тельмана? Шесть лет назад там, на крутом ледовом гребне, прикрытом мелким снегом, Гэро на спуске поторопился. Дело уже шло к вечеру. Крюк забивать не стал. Он был руководителем восхождения. Троих спустил вниз с верхней страховкой. Пошел последним. И сорвался. А ниже — скалы. Ну, вот со всего маха об них. Ребята удержали… но уже только тело. Так вот и погиб граф Гэро Робертович.

— А почему граф?

— Да, так мы его звали — граф Гэро Робертович. Отец его — известный конструктор — эмигрировал из Италии в двадцатых годах, как мне рассказывали ребята. Талантливый был человек. Автор многих интересных решений. Говорили, что он был графом. Может быть, и не был. Но Гэро мы все равно звали графом. Здоров был — двух-пудовиком играл, именно играл. И добрый. Песни и стихи любил. Да и сам писал. Вот, что написал своей жене:

Я знаю, ты будешь меня упрекать,Что, отпуск ценить не умея,Я еду не в Адлер с тобой отдыхать,А в горы суровые Цея,Что рад променять и покой, и уютШезлонгов приморского садаНа край, где восточные ветры ревутИ глухо гремят камнепады,Что снова придется нам спать на камнях,Жевать концентрат всухомятку,Вставать до рассвета и ставить впотьмахНад краем провала палатку…Что, взяв, наконец, Заромаг иль БжедухЦеной беспредельных усилий,Прочесть на вершине заснеженной вслухНеровные строчки фамилий.И, помня все то, что пришлось испытать:И срыв и ночевок невзгоды,К измятой записке своей приписатьДва слова: «Хорошей погоды!»Пусть отдых недолог, пусть дыбится ледПод нами за дымкою мглистой,Прекрасное чувство победы поетВ душе у бродяг-альпинистов…

— Похоронили мы Гэро в Пржевальске. И когда возвращаемся с гор — приходим к его могиле. Как с отчетом: что нового сделали, какие хорошие дела совершили. Может быть, это глупо, а может быть, хорошая традиция. И в этот раз после восхождения пойдем к нему «держать ответ за все содеянное», как говорят.

…Сидим, пьем крепкий душистый чай. До чего же он хорош, этот чай, после трудного, нервного дня! Я его люблю пить без сахара, когда он вяжет во рту, как черемуха или недозрелая айва. Тепло сразу разливается по всему телу, постепенно проходит и усталость.

А ночь просто великолепная! Луна из-за наших спин (ее закрывает от нас вершина Джигита) озаряет все вокруг своим зеленоватым светом. Горы, как живые, — постоянная смена освещения создает иллюзию движения этих скальных громад и могучих ледников. И видятся в очертаниях гребней драконы и динозавры, а то и вообще какие-то сказочные чудища. Вдали мерцают иссык-кульские маяки. Сам Иссык-Куль поблескивает вороненой сталью. А звезды совсем рядом, и кажется, что сидишь прямо среди них.

— В такую ночь и спать-то грех, — говорит Валентин, — может, она одна такая на всю твою жизнь!..

Пожалуй, Валька прав: одна такая ночь уже стоит тех дней боя на «острие ножа», боя на грани, тех лет изнурительных тренировок, поисков, неудач и побед.

Аркадий Соловьев
СТИХИ

ВОРОН

Говорят, что ворон триста лет живет,говорят, что ворон долбит мертвечину.Многое подметил мудрый наш народ,для сомнений в этом нет у нас причины… Над притихшим к ночи, задремавшим бором пролетает тихо темноперый ворон. Вдруг внезапный выстрел прозвучал зловеще, пал, как камень, с неба наземь ворон вещий. Не годится мясо ворона на ужин. И стрелку трофей тот был совсем не нужен.Я стоял и думал: много лет пройдет,мы еще оплачем не одну потерю…Говорят, что ворон триста лет живет,говорят в народе. Как теперь поверю?