Читаем Каменный пояс, 1983 полностью

Для обоих, по замыслу фашистских палачей, тюремный застенок должен был стать пределом их борьбы, их человеческих возможностей — могилой физической и нравственной; для обоих он стал ступенью в бессмертие, ибо изуверству и коварству врага, петле и гильотине они противопоставили единственно доступное им в тюрьме оружие — неустранимое и неуничтожимое свое Слово. Разное по звучанию, это Слово на татарском и чешском языках говорит об одном и том же: «Люди, будьте бдительны!»

Ради будущего боролись и умирали герои. Накануне казни Мусу более всего тревожило: дойдут ли его стихи-завещания до потомков, останется ли его Слово в строю.

Есть одна у меня надежда —Сердце стремится к одному:В ваших рядах идти на битву.Дайте, товарищи, место ему!

Мечта поэта сбылась.

Слова спрессованы в строчки, строчки складываются в стихи, стихи образуют книги. Они борются! Стреляют по врагам мира и прогресса сегодня, как вчера, как сорок лет назад. Потому — не кассета, потому — обойма!

Первый томик из обоймы — не его Слово. О нем. Замысел составителей «триптиха» понятен. Героическая жизнь поэта, его светлая личность сегодня столь же значимы, как и его поэзия. Сердце поэта — источник его вдохновения; оно вобрало в себя его человеческий опыт, его пламенную любовь к людям, его земную боль. Поэтому книга о том, как формировалось мировосприятие художника, как он шел к своему подвигу, называется совершенно точно — «Сердце поэта». Автор повествования Владимир Альтов, оренбургский журналист, сосредоточивает главное внимание на комсомольской юности поэта. И это, с точки зрения всего замысла издания, не случайно: оно адресовано молодежи.

Детство и юность поэта прошли на Южном Урале, в Оренбуржье. Это — его родина. Здесь закладывался фундамент его характера, его мировоззрения. Здесь, будучи инструктором Орского укома, а также Оренбургского уездного комитета ВЛКСМ (1926—1927 гг.), он ведет большую политико-массовую работу среди национальных меньшинств. Здесь Муса Джалиль сложился как певец молодежи, поэт комсомольского племени. В. Альтов, работая в тех местах, разыскал живых свидетелей жизни и творчества поэта, много новых документов, рукописей, публикаций.

Главы, посвященные московскому и казанскому периоду жизни поэта, а также его деятельности на фронте и в плену, почти не содержат новых фактов. Но здесь на помощь автору очерка (так определен жанр повествования о жизни Мусы Джалиля издателями) приходит составитель «триптиха» М. Л. Срубщик. В качестве приложения она включает в сборник интересные документы, материалы и воспоминания.

Это, например, совершенно бесценное интервью, которое Константин Симонов взял у Андре Тиммерманса, бельгийского гражданина, соседа Мусы Джалиля по камере в берлинской тюрьме на Лертерштрассе. Именно ему мы обязаны спасением «Моабитской тетради» и нашими знаниями о последних месяцах жизни героя. К. М. Симонов первым из журналистов отыскал А. Тиммерманса, сразу же, как только стала известна его роль в судьбе рукописи — поэтического завещания Джалиля. Интервью было опубликовано в «Литературной газете» в октябре 1956 года и, естественно, ныне мало известно широкому кругу читателей. Поэтому воспроизведение его в рецензируемой книге вполне оправдано.

Глубоко волнующий рассказ Тиммерманса дополняется свидетельствами других узников Моабита — Михаила Иконникова («В фашистских застенках») и Леона Небенцаля («Последние дни Мусы Джалиля»). В своей совокупности эти воспоминания, равно, как и воспроизводимые в книге документы, фотографии, воссоздают яркую картину смелой жизни и активной деятельности поэта перед самой смертью, тогда, когда другим казалось: жизнь кончена, любое дело бессмысленно. Не только словом, но и личным примером Муса пробуждает в пленниках оптимизм, веру в то, что «кто борется до конца, тот не умирает». Все невольники, ставшие свидетелями подвига Джалиля, — французы и поляки, чехи и словаки, бельгийцы и русские, — в один голос заявляют: «такого сильного человека, как этот татарин», они не встречали (т. 3, с. 223).

Свети потомкам нашим, как маяк,Свети как человек, а не светляк!

Эти замечательные строки из стихотворения М. Джалиля «Совет», в котором поэт дает свое толкование понятия «человечность», можно было бы поставить эпиграфом к двум другим книгам из «триптиха», в которых собраны лучшие лирические произведения поэта разных лет.

Стихотворения М. Джалиля, отобранные во второй том — «В пути», с некоторой долей условности можно ограничить следующими хронологическими рамками: ранний период (1918—1923), путь к зрелости (1924—1932), довоенная (1933—1940) и фронтовая поэзия. Третий том — знаменитая «Моабитская тетрадь» (июнь 1942— 1 января 1944 года), за которую поэт посмертно был удостоен Ленинской премии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Каменный пояс

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное