Каменный пояс, 1986

Строительство каменной монастырской стены, которая имела пропорции и силуэт кремлевской стены в Москве, уступая ей лишь по высоте, началось в 1713 году. Пока воздвигали Успенский собор, сооружение крепости и сторожевых башен шло медленно, с перерывами. Основной рабочей силой были, конечно, монастырские крестьяне. К этому времени выросли собственные мастера. Так, в 1722 году делал кирпич «сея обитель Николаевского села житель Никита Федоров сын Чижиков — 30 тысяч добротным мастерством»! Из того же села кирпич делали Петр Андреев — 20 тысяч, Гаврило Антипин — 20 тысяч, Артем Чечельник — 30 тысяч штук. Бутовый камень для фундамента сплавляли по реке Тече из села Першино монастырские крестьяне. Они добывали глину, изготавливали кирпич, подвозили его к монастырю.

Необычен тот факт, что перед началом строительства Успенского собора и церкви Всех Скорбящих в Далматовский монастырь «выписали из Москвы и Киева особо чтимых старцев». Они должны были выбрать точное место для строительства «храма божьего». Считалось также, что эти люди улавливают «нутром своим внутренние силы земли», которые будто бы существуют в природе. Старцы ходили босиком по земле и определяли те места, в коих они «чуяли небесный подъем». Искали до тех пор, пока не найдут.

Потом строили.

...Может быть, это иллюзия, но когда я заходил в Успенский собор, то действительно испытывал чудесную легкость во всем теле. Более того, сейчас в соборе находится инструментальный участок, который на заводе дает самое высокое перевыполнение производственного плана уже 39 лет.

Крепость монастыря в плане представляет неправильный шестиугольник площадью 4,5 га. Композиционной особенностью поселения крестьян около монастыря была радиальная кольцевая структура улиц, ориентированная на угловые башни. Это обеспечивало быстрый сбор крестьян на защиту монастыря-крепости, можно с башен вести прицельный огонь из пушек вдоль улиц и по короткому пути доставлять воду в случае пожара. Длина кварталов застройки соответствовала размерам монастыря. У северо-западной стены ежегодно осенью проводилась ярмарка. По всей южной и западной стене монастыря располагались в один-два этажа жилье и бытовые помещения монашеской братии. Поэтому с внешней стороны половина монастырской ограды выглядела как сплошной фасад зданий, прерываемый воротами и башнями. Монастырские стены так широки, что по ним, за зубцами, можно было проехать на телеге. С внутренней стороны в стенах сделаны бойницы, в отверстия которых стреляли из пушек и пищалей. Для ружейной стрельбы на стенах выложены зубцы, придавшие стене гребнеобразный вид. Стрелок вставал под защиту зубца и стрелял по неприятелю. На юго-западном и юго-восточном углах крепостной стены возведены башни, сохранившиеся до наших дней без изменений. Внутри них стояли пушки, направленные во все стороны.

Строилась крепость отдельными участками, частями. Сотни крестьян в течение полувека воздвигали кирпичную стену, которая стала для них щитом от пожаров и стрел кочевников, причиной восторга и ликования, а для многих могилой.

В летописи упоминается имя Лаврентьевны — «бабы, жизнь творящей тем, когда носит воду из святого ключа на часовне для мастеров-каменщиков, и для сего благословенна Богом, когда она чиста сердцем и душой, когда она мать добрая и жена добродетельная». Пятьдесят лет каждый день, в зной и мороз, к полдню она приносила ключевую воду для строителей крепости. Мастера считали ее «славным знамением», которое духа прибавляет. Только после окончания строительных дел Лаврентьевна умерла. Ее похоронили на территории монастыря в парке. Это был первый на Урале дендрологический парк — шедевр садово-парковой архитектуры с реликтовыми растениями. Зеленые кроны деревьев выглядывали из-за стен и придавали силуэту монастыря неповторимую тонкую гармонию.

Вспомните, если вам приходилось бывать в Далматовском музее, старинную цветную гравюру с видом города. Словно бело-золоченый венец, одетый на высокий лоб зеленого угора, стоит монастырь. Ничто глазу не мешает. Пронзительно чисто и благо в душе, и еще тихо, и вдруг слышен малиновый звон колоколов; и снова испытываешь гордость за русский мастеровой люд, который сочинил такую златозарную красоту.

Не один раз стены крепости Далматова монастыря были свидетелями крестьянских восстаний. То, что крестьяне больше жизни любили, больше всего и ненавидели. Обтесанные народным гневом монастырские стены, политая кровью и слезами монастырская земля. Все в один слишком сложный клубок сплетено. Где любовь начинается, там уже и ненависть гнездится полная, там, как росток, и любовь прорастает. Нет единого измерения и однозначности в истории Далматова монастыря.