Каменный Пояс, 1986

Есть косвенное свидетельство (книга А. Мариенгофа «Роман без вранья»), что Есенин во время своего вторичного пребывания в Оренбурге вновь побывал в редакциях местных газет, выступал перед поэтами. Поэт бродил по городу, беседовал со старожилами уральского края, купался в реке Урал. Его интересовало буквально все: оренбургские казачьи песни и предания уральской старины, приметы нового в жизни, суровые очертания природы.

Возвращаясь в вагон, Есенин работал над рукописью поэмы «Пугачев». По мере накопления впечатлений в черновиках все чаще и чаще проскальзывают названия уральских городов, рек, местечек: Черемшан, Яик, Иргис, Сакмара, Оренбург, Уфа, Сарепта, Гурьев, Челябинск:

«От Сакмары проползло на Иргис»;
«Оттого шлет нам каждую неделю
Приказы свои Оренбург»;
«Задремал буйный Яик»;
«Оренбургская заря красношерстной верблюдицей»;
«Видали, как тянулись за Чусовой» и т. д.

Более того, за каждым эпизодом «Пугачева» стоит реальное событие, описанное в научной литературе. Вспомним хотя бы страстный поэтический монолог казака Шигаева, за которым стоит подлинный факт:

Не дрожим мы, ничуть не дрожим!
Наша кровь —
                         не башкирские хляби.
Сам ты не знаешь ведь,
                                        чьи ножи
Пробивали дорогу
                              в Челябинск...

Или монолог Зарубина, тоже имеющий фактическую основу:

Двадцать крепостей мы забрали у неприятеля,
И еще тысячи возьмем крепостей,
И в Казани, и в Перми, и в Саратове
Точит чернь топоры на властей.

Рукопись поэмы с первоначальным заглавием «Поэма о великом походе Емельяна Пугачева» отражает процесс работы поэта. Такая, казалось бы, простая строка, как «Яик, Яик, ты звал меня», имела более десяти редакций. (Напомним читателям, что Яик — старинное название реки Урал.) В целом, как подсчитали исследователи, количество вариантов вчетверо превышает основной текст. Поездка, продолжавшаяся-около двух месяцев, оказалась весьма продуктивной в творческом отношении. На обратном пути Есенин уже заканчивал работу над поэмой. На последней странице черновика, хранящегося в Центральном государственном архиве литературы и искусства, рукой Есенина обозначено время непосредственной работы над поэмой: «1921, старый стиль: февраль-август, новый: март-август». Поэму «Пугачев» сам поэт охарактеризовал как «действительно революционную вещь».

В период работы над поэмой «Пугачев» Есенин, по словам его сестры Е. А. Есениной-Наседкиной, собирался также посетить Башкирию. О ней ему много рассказывал его близкий друг, поэт Василий Федорович Наседкин, с которым Есенин близко сошелся в период учебы в университете Шанявского. Поэтов сближали возраст, общность поэтических биографий, размышления о судьбах русского и башкирского крестьянина, о путях перестройки деревни. Однокурсник Есенина и Наседкина Б. А. Сорокин рассказывал о Наседкине: «Он приехал из Башкирии. Пишет стихи. В них много солнца, ветра, тихой грусти к людям бедных деревень, разбросанных в неоглядных просторах пахучих степей».

Есенина тянуло к Наседкину, который с грустью простился с патриархальной деревней и, не колеблясь, принял новую, которую утверждал и отстаивал семь лет с винтовкой в руках. «Твои стихи близки мне, — признавался Есенин, — но у тебя степи, а у меня приокский край, мещерская глухомань, березы и рябины. У вас в Башкирии и ветел-то, должно, нет? А у нас без ветел не обходится ни одно село...» Однако Есенин на этот раз ошибся. Вот какой предстает в стихах Василия Наседкина его родная башкирская деревня Веровка, приютившаяся на речке Сухайле:

Ветер тише — темный, дальний, древний.
Я иду обратно. Мне приветно
Машут ветлы над глухой деревней,
Очень низкой и едва заметной,
Словно вся она объята дремой
Под истлевшей выцветшей соломой.
Я смотрю и чувствую — унижен
Этим видом азиатских хижин...