Каменный пояс, 1988

Она резко встала и пошла к выходу.

— Марина, погоди! — крикнул Мотя.

В ответ жестко хлопнула дверь. Каминский взглянул на Липова и нахмурился, опустил глаза. Снова стало серо, уныло в кафе. И уж очень знакомым было выражение Мотиного лица. Оно напомнило весь нынешний день. Точно таким же был Каминский еще дома, когда Надя утром провожала их, да и во все время охоты.

Уже тогда все это Надино — было напрасно, ненужно. Все было уже ни к чему, и их с Каминским день на охоте — тоже.

— Надо идти, — Липов, не дожидаясь Каминского, вышел из кафе.

За дверью в лицо ему метнуло крупными хлопьями снега. Зима! Как изумительно чиста была ровная белизна, покрывшая землю! Здесь у кафе хлопья снега завихривало, а дальше, на просторе, они стремительно летели под ветром, искрами мелькая у фонарей. Бело и пусто было на улице; ни Марины, ни прохожих. Снег освежил Липова, он повеселел. Все не так казалось теперь, как представил он в кафе. Сгустил малость краски. Как злобен бес подозрения!

Вышел и стал рядом Каминский, принялся закуривать.

— О-о! Я что говорил? Сбылось! — Он кивнул на летящий снег.

— Про старуху-метель? Ты ее не скоро сулил.

— Все равно. Чувствовал.

Каминский говорил мимоходом, поддерживая общий разговор. Сам, прикуривая, поглядывал на следы, оставленные Мариной. Они были одни на чистом снеге, невольно волновали своей четкостью вблизи, таинством впечатанного в них ее состояния, постепенным удалением в смутную белизну.

— Да, Павел, прихвати мое ружье, — Каминский, не дожидаясь возражений или согласия Липова, вложил в его ладонь ремень чехла. Затем, сбежав с крыльца, быстро пошел по следу Марины.

Из-за дома, опять как привидение, появилась сама Марина, медленно пошла навстречу Моте, поддевая сапожком снег.

Мотя шел через сквер. Когда-то на этом месте они бегали в бутсах, в футбольной форме. Было тепло, шумел многоликий стадион, и они умели выделить из общего гула Надин голос. Давним и счастливым был он в своем неведении нынешнего вечера с этой Мариной и шагающим сейчас к ней Каминским.

Мотя поравнялся с Мариной, и она тут же, ему в шаг, привычным движением взяла его под руку. Перед тем как завернуть за угол дома, эта плановичка — комсорг Мотин! — обернулась. Огляд был короткий, ревнивый: вдруг Липов помешает умыкнуть ей Каминского.

Непривычной, странной представилась теперь Липову их жизнь. Все переиначено. Как бы новая хозяйка в доме быстро и бездушно навела в ней свой порядок. Потеснила лишнее для нее.

К 70-летию Советской Армии и Военно-Морского Флота

Айвен Сиразитдинов ЦВЕТ НАДЕЖДЫ, ЦВЕТ МУЖЕСТВА Очерк

1

В тот день, когда я приехал на заставу, пограничникам было не до гостей. Мой приезд пришелся на дни комплексной проверки: пограничники сдавали итоговые зачеты за год боевой учебы. А это, конечно, вносит в насыщенный ритм службы известное напряжение, а как же иначе — экзамены!

Замполит старший лейтенант Юрий Михальчук при мне звонил на стрельбище: «Как наши?» Оттуда ответили: «Все до одного получили пятерки!»

Радостное чувство, которое испытывал Михальчук, впрочем лишенное и тени самодовольства, было такого свойства, что способно сообщаться с настроением окружающих, оно невольно передалось и мне, человеку новому на заставе, совсем недавно еще как бы постороннему, и я уже повторял вслед за ним про себя: «Видали наших!»

— Молодцы, ребята! — сказал замполит, кладя трубку. — А вчера сдавали приемы рукопашного боя — тоже на «отлично».

Завтра, послезавтра — новые экзамены. А пока… я продолжу рассказ.

На границе тишина, но пограничники начеку. И днем, и ночью застава в действии. Жизнь здешняя мало поддается каким-либо «ходовым» сравнениям. Вот правильно замечено писателем С. Борзуновым:

«Жизнь на заставе, как электрический, ток в проводах, не замирает ни на одну секунду».

Сказать «поступь», «череда» — будет не то, тут все иначе: непрерывное движение, постоянная смена действий, каждое из которых — событие.

Боевой расчет — событие. Выход наряда в дозор — событие, причем исключительной важности. Дело государственной важности… Именно потому оно обставлено столь торжественно.

«Выступить на охрану Государственной границы СССР!» — эти слова приказа произносятся с таким же волнением, как в первый раз, и услышаны бывают с таким же волнением в душе.