Каменный пояс, 1989

Этот рев вывел курсанта из оцепенения, и он рванулся к своей кровати. Помчался, если можно так сказать о парне весом в сто кэгэ, неуклюже переставлявшем свои ноги-тумбы. Врезавшись в кучу курсантов, толпившихся в узком проходе, он мощным тараном пробил себе путь, переворачивая на ходу людей и табуретки. Поднявшийся грохот и возмущенные вопли сослуживцев, попавших под руку Фролу, потонули в старшинском реве «Сми-и-р-р-р-на-а-а!». Стоп-кадр. Театральная немая сцена. Кто-то застыл на одной ноге, как журавль, не успев снять штаны, некто, снимая куртку через голову, не успел снять ее и теперь стоял без штанов, с поднятыми руками и курткой на голове. Другой топтался в полуснятом сапоге. Проворнее всех оказался Ваганов. Он уже лежал в постели полностью раздетый, даже белье успел снять. Только почему-то шапку на голове оставил. И теперь эта ушастая, лысая голова радостно улыбалась Фролову из-под одеяла. «Во, падло, — беззлобно думал Фрол. — И как он все успевает?»

Старшина объявил: время кончилось, никто, кроме Ваганова, не уложился в сорок пять секунд, всем одеться. Будем тренироваться снова.

Фролу нечего было одевать, потому что он ничего не успел снять. Зато Ваганову пришлось туго. На белье не оказалось ни одной пуговицы, — это, раздеваясь, он перестарался. Пришлось кальсоны пристегнуть к брюкам.

Строй вновь выравнялся и замер в ожидании очередной команды. На этот раз она прозвучала громогласно. Фрола пропустили вперед, и он, все равно зацепив два табурета, подскочил к кровати.

Ваганов уже крутился на койке, пытаясь снять куртку… «Во дает! — думал Фрол, стягивая с ляжек брюки. — Мне бы так…»

Но «так» ему не удалось ни в этот, ни на следующий раз. И только после пятнадцатой попытки, упав в изнеможении на кровать и укрывшись одеялом, он с блаженством вытянул ноги, ощущая разгоряченным, вспотевшим телом прохладу чистых простыней. Но тренировка не закончилась. Старшина как попугай повторял одно и то же: «Отбой!», «Смирно!», «Одеваться!», «Строиться!».

Теперь все бегали и прыгали из-за одного ломко-долговязого курсанта, который был за столом у Фролова раздатчиком. Ему никак не удавалось быстро снять куртку и сразу же остаться без сапог и брюк. Фролу этот финт тоже сначала не удавался. Но Ваганов подсказал: брюки надо застегивать на один крючок, а сапоги обувать без портянок, заранее спрятав их под матрац. Но и эта рационализация стала безотказно действовать лишь тогда, когда Фрол начал выделывать невероятные коленца одновременно руками, ногами, туловищем и головой, стараясь выпрыгнуть из формы.

Получалось почти так, как он танцевал еще недавно брейк на танцплощадке, только еще быстрее.

Долговязый, похоже, не только не занимался спортом, но даже не ходил на танцплощадку. Над тетрадками и книжками пыхтел, думал Фрол, оценивающе осматривая прозрачную фигуру курсанта. Эти затянувшиеся прыжки и дикие танцы ему уже порядком надоели. Между тем время близилось к полуночи. Черт возьми! И все из-за этого сморчка, из-за этого слизняка. В душе Фрола вскипала злоба на непутевого курсанта, на упрямого старшину, на странно тупые армейские порядки. Но старшина был представителем власти, а с властью не спорят, да и командир всегда прав. Армейские законы ему все равно не переделать. Оставался долговязый. Он рядом. Вот он, в строю. Уж его-то Фрол в покое не оставит. Выучит, как надо и одеваться и раздеваться, чтобы другие из-за него не страдали. Так думал он, совсем забыв, что пять минут назад вся рота прыгала, бегала и из-за него, Фрола, из-за его неловкости. Но сейчас старшина ругал только долговязого, значит, он и только он во всем виноват. Наконец долгожданный отдых был получен.

— Слышь, Серый, — позвал Фрол Ваганова.

— Ну? — недовольно отозвался тот.

— Этого долговязого надо будет завтра проучить.

— Угу. А как?

— Обычно. По-мужски.

— А не рассыпется?

— Ничего, переживет.

— Эй, слышь, — позвал Фрол соседа по койке. В ответ была тишина. — Слышь, длинный, — и Фрол толкнул того в спину.

— Ты чего толкаешься, — поднимаясь с пола, проговорил долговязый.

— Как твоя фамилия? — ласково поинтересовался Фрол.

— Шелудько. Что, для этого толкаться надо было?

— Так вот, Шелудько, завтра будем тебя учить выполнять команды «Отбой!» и «Подъем!». Понял?

— Учитель нашелся. Сам как валенок.

— Ну ты!

— Что за разговоры? Кто там спать не желает? — услышали они голос старшины и притихли. — Проследи здесь, чтобы было тихо и никто не вставал, — дал он указание дежурному по роте и направился в каптерку.

На столе, накрытом простыней, исходил паром электрочайник. Сержанты, тоже в белом (все были в белье), расположились вокруг. Возле чайника лежала надорванная пачка рафинада, горка печенья и банка сгущенного молока. Напротив каждого командира — казенная фарфоровая чашка из столовой.

Разговор шел степенный, с расстановками: о невестах, о доме, о предстоящей встрече и немного о службе. Опустошив чайник, сержанты встали — надо ведь и меру знать. Завтра вставать рано. И тут подал голос Дронов.

— А вы знаете, что сегодня заявил мой подчиненный Фролов?

— Это который? Шкаф здоровый?