– Bonjour, mes enfants, – говорит полная молодая женщина в чепце. – Спасибо, что вы со мной. Будем надеяться, что я не сожгу кухню. Мать настоятельница все еще злится на меня за то, что на прошлой неделе я забыла на горелке сковородку.
И она смеется. Ее смех похож на трубный глас, а голос – на низкий гул.
Сестра Мари Анжела и ее знаменитое кулинарное шоу. «Midi Avec Ma Soeur».[99]
Эта передача стала обязательной для молодых матерей Квебека. Кое-кто посмеивался над старомодной невзрачной женщиной (на самом деле она была ничуть не старше, чем они), которая учила их, как идеально приготовить бланманже, или rouille, или poire Hélène.[100]
Казалось, она прибыла из другой эпохи. Но за насмешками крылось восхищение. Сестра Мари Анжела была талантливым поваром, она любила свое ремесло и предавалась ему весело и радостно. Она олицетворяла простоту и определенность в быстро меняющемся Квебеке.Бовуар снова слышал смех матери, когда сестра Мари разжевывала для зрителей самые сложные свои рецепты.
Число женщин, желающих постричься в монахини, резко возросло, как и количество проданных экземпляров ее кулинарных книг, на обложках которых была изображена эта простая, счастливая женщина в монашеской одежде с двумя длинными французскими батонами в руках.
И как он мог забыть?
Правда, в его воспоминаниях был один тревожный момент. И тут он вспомнил. Скандал, который разразился, когда сестра Мари Анжела вдруг исчезла. Это стало темой номер один в газетных заголовках и ток-шоу, на улицах и в кухнях Квебека. Почему вдруг сестра Мари Анжела покинула не только шоу, но и монашеский орден?
Она так и не дала ответа на этот вопрос. Просто взяла свои сковородки и исчезла.
Удалилась в глушь и там, насколько это было известно Бовуару, обрела душевный покой. И любовь. И сад, за которым ухаживала, и пасеку, требовавшую ее забот, и людей, для которых ей хотелось готовить.
Она жила незаметной и идеальной жизнью. Вдали от городской мишуры, вдали от пристальных взглядов.
Все маленькие тайны, которые беспокоили его, прояснились. Почему эта женщина, великолепный повар, довольствовалась «Охотничьей усадьбой», тогда как могла работать в лучшем ресторане Квебека. Почему «Усадьба» приглашала только англоязычных ребят из других провинций.
Чтобы сохранить ее тайну. Не нарушить ее покоя. Никто не должен был узнать в шеф-поваре Веронике скандально известную сестру Мари, покинувшую монашеский орден, как тать в ночи. И приехавшую сюда, где ее приняла и оберегала неукротимая мадам Дюбуа. Ее новая мать настоятельница.
– Как вы думаете, почему она ушла из ордена? – спросил Бовуар у Рейн-Мари, когда они шли по лужку.
Она подумала и ответила:
– Все зависит от того, во что вы верите.
– А во что верите вы?
– Я верю, что она нашла себя здесь. Для некоторых, я думаю, это глушь. Зайди на десять футов в лес – и ты уже заблудился. Для других же здесь рай небесный. Зачем искать божественное в холодном и тесном монастыре, когда можно жить здесь? Вы не сможете мне доказать, что Господь не живет на этом озере. – Она улыбнулась Бовуару. – Не самый оригинальный ответ. Но самый простой.
– Бланманже из ответов? – спросил он.
Она удивленно посмотрела на него, потом рассмеялась:
– Как и сам Квебек. Продолжай размешивать, пока не получишь однородной массы.
Возвращенный рай.
На другой стороне лужайки играли Бин и Мариана. Они собрали вещи и готовились к отъезду, но сначала хотели пролететь по саду.
– Мама, мама, ты – Пегас! Беги, взлетай!
– Пегас отдыхает, детка. Пасется. Смотри. – Мариана постучала усталым копытом по земле.
Все часы она уложила в чемодан, потом пошла в ванную собрать туалетные принадлежности. А когда вернулась, то, к своему огорчению, увидела, что часы снова расставлены по всему номеру.
– Что это значит, Бино? – спросила она, стараясь прогнать из голоса рассерженную нотку.
Ее чадо застегнуло маленький, почти пустой чемодан.
– Думаю, они мне больше не нужны.
– Почему?
– Ты ведь станешь будить меня вовремя, верно?
– Непременно, детка, – сказала Мариана.
И теперь она смотрела, как ее странный ребенок скачет по источающему фруктовые ароматы саду.
– Я думаю, даже Пегасу нужно отдыхать.
Мариана наблюдала, как Бин, вытянув руки вперед, то ослабляет, то натягивает поводья, придерживая могучего жеребца.
Морроу и Гамаши сели, но Бовуар остался стоять.
– Мне пора домой. С вами все будет в порядке? – спросил он у шефа.
Гамаш встал и кивнул:
– А с тобой?
– Со мной все прекрасно, как никогда, – сказал Бовуар, почесывая укусы на шее.
– Дай-ка я провожу тебя до машины.
Гамаш прикоснулся к руке Бовуара, и они бок о бок пошли по лужайке.
– Меня только одно беспокоит. И агента Лакост тоже, – сказал Бовуар, когда они подошли к машине.
Лакост сопровождала Патенода в управление полиции в Монреале, а перед отъездом попросила инспектора прояснить один вопрос, на который не мог ответить даже Патенод.
– Почему Джулия распростерла руки, когда статуя начала падать?
Гамаш открыл дверцу своему подчиненному.
– Не знаю.