— Катишь, вы? Что вас привело сюда именно сегодня? Думаю, вам известны все новости, и вы должны понять: я никого — понимаете — никого не хочу видеть. Так что...
— Ваше высочество, я не стану вас обманывать случайностью нашей встречи. Я искала её, хотя и догадывалась о вашем нежелании говорить со мной.
— Тем более.
— Но обстоятельства таковы, что я умоляю вас выслушать меня. Только выслушать, ваше высочество, и ничего больше. Вам делать вывод, заслуживают ли мои слова вашего внимания.
— Я не хотел бы вас обижать.
— Ни о какой обиде не может быть и речи. Я заранее принимаю ваши возражения, негодование и прямой гнев. И всё же готова рискнуть. Ваше высочество, скажите откровенно, был ли случай, когда я обманула вашу доверенность и ожидания, предала вас не в делах — просто в мыслях? Я могла быть надоедливой, неумной, скучной, но разве хоть раз я руководствовалась чем-либо иным, чем вашими интересами?
— Я никогда вас ни в чём подобном не обвинил. И не подозревал.
— Тогда подарите мне десять минут вашего терпения, всего десять минут, ваше высочество.
— Вы так возбуждены.
— Да, возбуждена, потому что предчувствую недобрый замысел в отношении вас. Замысел, который можно — ещё можно! — разрушить.
— Говорите.
— О, благодарю вас, сир!
— Вы опять прибегаете к этому титулу!
— Потому что он как никогда близок к вам, ваше высочество, если ...если вы проявите совсем немного доброй воли.
— Значит, речь пойдёт об Александре. Это исключено!
— Но вы подарили мне десять минут, ваше высочество, и я ещё ими не успела воспользоваться. Я хочу вам напомнить, как вы переживали то обстоятельство, что новорождённый Александр Павлович был отдан императрицей под опеку посторонних воспитателей.
— Вопреки моему желанию и моей воле. Тогда вы утешали меня тем, что ко времени его совершеннолетия он уже освободится от опеки императрицы и вернётся к своему отцу. Что же из этого вышло?
— Всё, как и предполагалось.
— Вы дразните меня, Катерина Ивановна!
— Нет, нет, сир. Что означает эта свадьба — на несоответствующей невесте и раньше всякого положенного срока?
— Ах, вы согласны с возмутительностью этих обстоятельств?
— Ещё бы, ваше высочество! Это признает каждый человек.
— Кроме императрицы, которая способна на любую глупость, чтобы унизить и больнее задеть меня.
— Да, но в этом случае императрица просчиталась!
— Каким это образом?
— Самым очевидным. Женатый Александр Павлович полностью выйдет из-под опеки императрицы. От него вынуждены будут отступиться все эти бесконечные наставники и — скажем так — агенты влияния императрицы. Теперь у её величества не будет ни малейших оснований противодействовать вашим постоянным — я подчёркиваю, постоянным! — встречам с сыном. Вы сможете взять окончание действительного образования Александра Павловича в свои руки, заинтересовать его военным делом, манёврами, маршами. Это будет естественно, и это поддержит Константин Павлович, который всё время к подобным занятиям стремится. Разве это не верно, ваше высочество?
— И вы думаете...
— Сир, это совершенно очевидно! А ранняя женитьба... Что ж, обретя официальную супругу, ваш сын сможет в дальнейшем руководствоваться велениями собственного сердца. Пройдёт несколько лет, и его сердце заговорит.
— Но мне отвратительно видеть само по себе это гессен-дармштадтское отродье в моём дворце.
— Ваше высочество! Разве этот проигрыш не покажется вам совсем ничтожным по сравнению с обретением двух, казалось бы, потерянных сыновей? Оба великих князя, даже для простого соблюдения приличий, будут отпускаться императрицей к вам.
— Так чего же вы добиваетесь?
— Чтобы вы удостоили сегодня своим присутствием праздник освобождения сына, ваше высочество, и превратили его в торжество справедливости.