Камер-фрейлина императрицы. Нелидова

Указ её императорского величества, самодержицы Всероссийской, из государственной коллегии господину генерал-аншефу и разных орденов кавалеру графу Алексею Григорьевичу Орлову-Чесменскому.

В именном, за подписанием собственной её императорского величества руки, высочайшем указе, данном военной коллегии сего декабря 2 дня, изображено: генерал граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский, изнемогая в силах и здоровье своём, всеподданнейше просил нас об увольнении его от службы. Мы, изъявив ему наше монаршъе благоволение за столь важные труды и подвиги его в прошедшей войне, коими он благоугодил нам и прославил отечество, предводя силы морские, всемилостивейше снисходим и на сие его желание и прошение, увольняя его по оным навсегда от службы всякой. О чём вы, господин генерал-аншеф и кавалер, имеете быть известны; а куда надлежало указами, о том предложено.

Григорий Потёмкин.

Секретарь Иван Детухов.

Генеральный писарь Сила Петров.

11 декабря 1775 года.

Великий князь Павел Петрович, Е.И. Нелидова, камергер

   — В который раз великая княгиня пропускает плац-парад! Это становится просто невыносимым! Ей, надеюсь, говорили, что я буду проводить с утра манёвр? Дежурный офицер, я вас спрашиваю!

   — Ваше высочество, по вашему приказу я осмелился постучать в покои её высочества в пять утра, но камерфрау ответила, что в такую рань и тем более в такую погоду великая княгиня безусловно не выйдет из покоев, и она даже не станет беспокоить её высочество.

   — То есть как? Дворцовая прислуга осмеливается не выполнять моего приказа? Камерфрау эта должна немедленно покинуть дворец. Слышите, кто там, немедленно!

   — Ваше высочество, это любимая камеристка великой княгини, и, может быть, вы разрешите представить её высочеству её вину...

   — Никаких любимых или нелюбимых камеристок! Я не буду повторять своих распоряжений. Погода! Сказать, что мелкий дождь, который идёт который уже день подряд — препятствие для плац-парада и присутствия на нём придворных дам! Впрочем, мадемуазель Нелидофф, вас дождь не испугал? Или наоборот — вы побоялись моего гнева? Напрасно. Он не имеет к вам никакого отношения.

   — О, нет, ваше высочество, никакие опасения на меня не действовали. Если погода хороша для монарха, то почему она может быть недостаточно хороша для его подданных?

   — Логично. Но пять утра...

   — Ваше высочество, осмелюсь напомнить, что к этому времени меня приучил институт, и старые привычки не покинули меня. Если люди делятся на жаворонков и сов, то я несомненно жаворонок.

   — Конечно, жаворонок, мадемуазель Нелидофф. Вы, вероятно, захотите оставаться под полотняным навесом? Дамам под ним всё удобней, чем прямо на ветру или в кавалькаде.

   — В кавалькаде? О, ваше высочество, неужели есть возможность наблюдать за манёврами в кавалькаде? С какой радостью я бы сделала это, если бы заранее одела амазонку.

   — Вы не рискнёте сесть в седло в своём нынешнем платье? Даже если я вас собственноручно подсажу?

   — Конечно, рискну, а уж для такой чести тем более. Но мне кажется, куртуазия здесь неуместна. Я отвлекла вас, ваше высочество, от главного занятия, простите меня, умоляю вас.

   — Напротив, мой жаворонок, вы стали лучом солнца в эту ненастную погоду, за который я вам благодарен.

   — Ваше высочество, а не разрешили бы вы последовать моему примеру госпоже Буксгевден? Наталья Григорьевна превосходная всадница и... вдвоём нам было бы удобнее. Во всех отношениях.

   — Превосходно. Конечно, я буду только рад. Сегодня наш плац-парад будет и в самом деле похож на плац-парады Великого Фридриха. При его дворе все дамы интересовались военными манёврами и неплохо разбирались во внешней по крайней мере их стороне. И разговор на подобные темы уж во всяком случае лучше бесконечной возни с шерстяными мотками, которые совершенно заполонили комнаты в Павловске.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

* * *

А.Г. Чернышев — А.М. Голицыну. Секретно.