Камер-юнкер

– Между тем, ей нет и месяца – если мне не изменяет память.

– И тем не менее. – Шестопалов пожал плечами. – Идея поставить броню и вооружение на шасси и двигатель трактора кажется очевидной. Она относительно проста и дешева в производстве, не нуждается в дополнительных разработках, обладает серьезным ресурсом и даже надежностью – и, без сомнения, будет работать… И все же трактор и боевая машина подобного рода – далеко не одно и то же. К армейской технике следует предъявлять другие требования, ваше сиятельство. Совершенно другие!

– Пожалуй. – Я не стал спорить. – У вас есть… какие-то конкретные предложения, полковник?

– Есть! – Шестопалов едва не подпрыгнул от нетерпения – будто только и ждал вопроса. – Я ведь уже много лет, можно сказать, болею идеей отечественного панцера! Мне приходилось видеть немецкие разработки середины сороковых годов, и они не идут ни в какое сравнение с вашей машиной, конечно же… Но именно тогда мне пришла в голову мысль, что здесь нужен другой двигатель – больше, мощнее, принципиально иной конструкции! Подумайте сами, ваше сиятельство – панцеру нет нужды тянуть за собой огромный вес груза, ему ни к чему экономить топливо или обладать большим запасом хода. Ведь такие машины непременно будут доставляться к полю боя по железной дороге или морем! Боевой технике не так важен ресурс – вместо тысяч моточасов достаточно иметь сотни, но зато сделать панцер быстрее, мобильнее! – Шестопалов распалялся все больше и больше – так, что на нас уже поглядывали. – Поставить подобный двигатель на другое шасси, оснастить не только броней или пулеметом, а еще и орудием! К примеру – аналогом обычной полковой пушки с боезапасом в пару десятков снарядов. Да, это немного – но даже такое превратит ваш панцер в машину, способную совладать не только с пехотой, но и с укрепленными позициями!

Я понял от силы две трети слов, но здравое зерно в мыслях Шестопалова определенно имелось. Другой вопрос, что выражал их его высокоблагородие весьма сумбурно.

– У вас есть документация? – Я осторожно взял полковника за локоть. – Чертежи… еще что-нибудь?

– Разумеется! – Шестопалов тут же обеими руками вцепился в мою ладонь. – Меня уже не раз называли чуть ли не сумасшедшим – но я вижу, что вы-то меня понимаете, разве не так?

– Лишь отчасти, – честно признался я. – Думаю, вам следует показать свои наработки Настасье Архиповне. Уверен, она непременно найдет применение…

– А вы? – Шестопалов и не думал отпускать меня. – Мне известна репутация вашего сиятельства… Безумцам следует держаться вместе!

– Предпочитаю, чтобы меня называли новатором, – усмехнулся я.

– Д-да… разумеется. Простите, ваше сиятельство! – Шестопалов отчаянно закивал. – Я забылся. Но ведь вы поможете дать ход моим идеям?

– Если они действительно того стоят – без сомнений. – Я осторожно освободился из неожиданно крепкой для столь худощавого сложения хватки. – Я не меньше вас желаю, чтобы императорская армия получила лучшие машины из тех, что сейчас возможно создать.

– Замечательно, замечательно, ваше сиятельство! – воскликнул Шестопалов. – Обещаю – вы получите образец уже к концу лета!

В этом я сильно сомневался. Впрочем, ничто не мешало мне пустить нынешнюю модель в серию уже в июле. И если с винтовками положение моих фабрик и карабина Судаева все еще оставалось весьма шатким, то за панцеры и заложенный на верфи Юсуповых первый броненосный крейсер переживать как будто не приходилось. Ни уже набивший оскомину Антверпен, ни до сих пор формально дружественный российской короне германский кайзер, ни кто-либо другой ничего подобного так и не предложили.

Во всяком случае – пока.

И все-таки что-то активно мешало выдохнуть и порадоваться, что «смотр» панцера прошел успешно. Не Шестопалов – его слова скорее обнадеживали. И уж точно не настроения почтенных господ генералов – судя по тому, что я слышал и в личной беседе, и краем уха, новая машина их определенно заинтересовала… особенно после того, что два десятка похожих наворотили весной. Конечно же, министерские чины изрядно опасались расходов – но хотя бы признавали их необходимость.

Нет, дело явно было в другом. И когда мы с Настасьей вышли за ворота завода, неприятное ощущение только усилилось. Будто то, от чего нас хоть как-то защищали бетонные стены, вдруг стало ближе… и опаснее.

Я огляделся по сторонам, но ничего примечательного так и не увидел. Пустая улица на окраине, заводы по обеим сторонам. Грузовик напротив, генеральские авто, чуть дальше – машина Настасьи, моя, «Волга» с охраной, вторая, у которой с сигаретами в зубах стояли несколько человек в штатском. Все знакомые, конечно же. Проверенные и Андреем Георгиевичем, и мной лично… разумеется.

И все-таки что-то определенно изменилось. Пусть не здесь, а куда дальше… может, совсем далеко. Я на всякий случай попытался дотянуться до деда, но так и не смог: даже по прямой до Елизаветино от Путиловского вышло бы километров пятьдесят. Моего Дара хватило только уловить смутные отблески эмоций. Похоже, дед то ли был чем-то встревожен…

То ли и сам чувствовал примерно то же, что и я.