Камера

Когда Дэвид Макаллистер поднялся со своего места, чтобы произнести заключительное слово обвинения, в битком заполненном зале воцарилась мертвая тишина. Начал прокурор с воспоминаний о тех временах, когда мальчишкой бегал по улицам Гринвилла с ватагой приятелей. Многие были родом из еврейских семей, а подросток и не подозревал, что между ними существуют какие-то различия. Иногда общался с кем-то из Крамеров. Ему врезались в память их доброта и трудолюбие. Эти люди не только брали, они привыкли с радостью и щедро давать своим согражданам. Он часто играл с чернокожими ребятами и знал, какие преданные из них получаются друзья. Непонятно лишь, почему он ходил в одну школу, а его лучшие товарищи — в другую. Никогда не забыть ему и дня 21 апреля 1967 года: ощутив под ногами толчок, мальчик подумал, что началось землетрясение, бросился в центр города, откуда к небу поднималось облако дыма. Три часа он простоял за спинами полицейских, вглядываясь в развалины офиса. Вот мимо пронесли носилки с Марвином Крамером, а чуть позже «скорая» увезла завернутые в белые простыни крошечные тельца близнецов.

По щеке прокурора скатилась одинокая капля. Белоснежными платками утирали глаза присяжные.

* * *

В предъявленном Сэму Кэйхоллу 12 февраля 1981 года обвинении фигурировали два умышленных убийства и попытка непредумышленного. Через сутки жюри присяжных вынесло вердикт: виновен. Требуемое наказание — смерть.

Кэйхолла перевезли в Парчман, где и по сей день находится главный тюремный изолятор штата. 19 февраля 1981 года Сэм опустился на скамью смертников.

Глава 4

Под крышей расположенной в Чикаго юридической фирмы «Крейвиц энд Бэйн» мирно и с пользой для общества ладят меж собой около трехсот сотрудников. Точнее говоря, двести восемьдесят шесть, хотя назвать абсолютную цифру довольно трудно: дюжина человек всегда отсутствуют по неотложным делам, а в коридорах неловко переминаются с ноги на ногу две дюжины вышколенных, рвущихся в бой новичков. Однако, несмотря на многочисленный персонал, «Крейвиц энд Бэйн» не спешила дать полновесный отпор соперникам, не захотела глотать мелких конкурентов и сманивать к себе чужую клиентуру. Вот почему в Чикаго ее считали всего лишь третьей по величине. Услугами ее отделений пользовались жители шести городов, но, к неловкому смущению молодых партнеров, лондонский адрес на официальных бумагах фирмы не значился.

Хотя со временем стиль работы высочайших профессионалов несколько смягчился, «Крейвиц энд Бэйн» по-прежнему была известна как весьма въедливый участник любого судебного разбирательства. Безусловно, фирма занималась вопросами недвижимости, налогами, вела дела по антитрестовскому законодательству, и все же главный доход она получала, раз за разом выигрывая изнурительные судебные тяжбы. Новых и перспективных сотрудников кадровики присматривали среди студентов третьего курса, тех, кто отличался умением вести дискуссию и убеждать оппонента в собственной правоте. Предпочтение отдавалось юношам (конечно, от случая к случаю на работу приглашали и молодых женщин), способным за короткое время овладеть искусством мгновенного перехода из обороны в атаку — искусством, отшлифованным поколениями ветеранов фирмы.

Часть сотрудников занимались имущественными исками. В качестве гонорара фирма получала пятьдесят процентов отыгранной суммы, великодушно оставляя клиенту другую половину. Дотошные специалисты вели уголовные дела, и услуги адвоката из «Крейвиц энд Бэйн» обходились подзащитным недешево. Два самых крупных в фирме отдела разрешали споры между предпринимателями и выкручивали цепкие руки страховых компаний. Но основной доход «Крейвиц энд Бэйн» приносили не гонорары, а высокие ставки оплаты изворотливых мозгов ее юристов. Двести долларов в час за работу, связанную со страховыми полисами. Триста — за участие в уголовных процессах. Четыреста платили крупные банки, интересы которых представляли знатоки финансового законодательства. Богатые корпорации раскошеливались даже на пять сотен.

Деньги не ручейком, а полноводной рекой текли в кассу фирмы. Главный ее офис, комфортабельный, но не отмеченный безвкусной роскошью, располагался на последних этажах третьего по высоте небоскреба в Чикаго.