– Стягивай, стягивай свитер! Вот так. Да ты, блин, в лифчике! Соски-то у тебя хоть упругие?
И она схватила пальцами Дашин правый сосок, сжала его. Даша дернулась.
– Ты чего дергаешься? Ты что? Ты кто вообще такая? Ты что, новенькая? Тебя кто привел?
– Я сама…
– Что значит сама?
– Я сама пристроилась у Телеграфа…
– Самозванка, мать твою! Да ты знаешь, что я сейчас с тобой сделаю!
– Ноги! - повелел крик. - Кто в брюках - снимайте! Юбки - к пупку.
Ноги свои Даша признавала красивыми, юбку задрала.
– И эту! - вынырнул из тьмы оценщик.
– Эту нельзя.
– Эту в первую очередь!
– Эту нельзя.
– Па-ачему нельзя? За нэё надбавка!
– Она не принесла медицинскую справку. Мы не можем гарантировать. Если она больная…
– Кто? Я больная? - не выдержала Даша и саданула по руке, все еще сжимавшей ее сосок.
– Ах ты сука! Еще и брыкается! А ну пойдем поговорим!
– Двойной гонорар! - кричал оценщик.
– Ни за что! - орала разводящая. - Нам отвечать! Заразит СПИДом или сифилисом!
Все разнообразие чувств покинуло Дашино состояние в тот миг, когда рука бандерши принялась изучать ее грудь. Осталось одно: несогласие. Несогласие с тем, что тискают ее сосок. Несогласие с тем, что наглая баба ощущает себя хозяйкой и чуть ли не дрессировщицей девочек. И даже с тем, что денежный мужичонка выделяет ее, назначая двойную цену. И уж тем более не могла согласиться с тем, что какая-то сволочь обзывает ее больной. Но сволочь эта, весом, наверное, килограммов в сто, давильными тисками зажав Дашину руку, волокла ее из строя безмолвных тел в сторону так и не раскрывшего зонт Генерала.
– Самозванка! Блядь! - орала рыжеголовая.
Свет в глаза не бил, и Даша увидела на той стороне переулка, на тротуаре, с десяток зевак (среди них был и я - примечание автора, житель Газетного-Огарева-Газетного), наблюдавших за разъездом тверских девочек. Ни одного мента там не было. Пустые мысли на секунды отвлекли Дашу, и кулачище разводящей дважды врезался ей в голову. В действие сейчас же должна была пойти и нога обидчицы, нога-колода, но Даша, разозлившаяся, оказалась проворнее и носком туфли засадила вражьей бабе в пах. Та взревела, согнулась, и Даша бросилась к Телеграфу, к свету Тверской. На пути Даши стоял Генерал с зонтом в руке. «Сейчас он меня огреет зонтом, - мелькнуло в сознании Даши, - или ногу подставит, сграбастает и возвратит казнить…» Но Генерал не огрел, ногу не выставил, не сграбастал, он будто бы Дашу и не заметил.
В электричке, натянув капюшон чуть ли не до кончика носа, Даша не могла прекратить думать о Генерале, о том, что было у него в соображениях, отчего он не наказал ее (стало быть, она заслуживала наказания? Но за что?), может, баба в рыжем парике была ему противна и он порадовался ее унижению?
В Москву Дашу долго не тянуло, среди прочих боязней ее останавливала и боязнь узнать, как дела у Рогнеды, не пострадала ли, не изувечена, жива ли вообще. Оказавшись через два месяца на Дмитровке, осторожно выспрашивала о Рогнеде у замороженной при апельсинах Насти. Пошли греться в «Закуску» в Камергерском, там обнаружилась и Рогнеда. «Где же ты пропадала, дуреха? - воскликнула Рогнеда. - Фортуна твоя ускакала!» Хотя сутенершам было ясно, что самозванку привела Рогнеда, репрессий не последовало. Не избили и не оштрафовали. И даже Щупачиха, та, что привязалась к Даше, предложила Рогнеде отыскать знакомую и привести ее к ним, она полагала, что на эту хулиганку спрос будет, а зла на нее она не держит. И Генерал не возражал против приглашения, хотя и высказался в том смысле, что толку не выйдет, девка смазливая и ладная, с формами, но уж слишком чувствительная у нее натура.
А в Долбне в их химчистку заходили менеджеры (или как еще они себя называли - селекционеры) из Яхромы. Яхрома по Савеловской дороге в получасе езды от Долбни, и там создавали горнолыжный курорт с олимпийскими объектами. Мол, там, от Туриста влево и в гору уже поставлены дачи Знати (имена - шепотом), там будет кататься президент, для любителей построены гостиницы, вот для них набирают нынче горничных или хостесс, иначе хозяюшек. По виду, по здоровью, по свойствам организма Даша вполне годилась в хостессы. Зарплата называлась впечатляющая, были обещаны и премиальные. Даше оставалось подписать контракт, а в нем среди прочих обязанностей была и такая: оказывать гостям разнообразные услуги в номерах. Даше вспомнились пальцы разводящей в Газетном переулке, и в ней снова возникло несогласие. «Отказываетесь от таких денег?! - долго недоумевал яхромский селекционер. - А у нас в Дмитровском районе создают еще и заповедник-сафари с диковинными зверями, к нам будут приезжать богатые охотники со всего света». «Не нутрий ли вы собираетесь разводить?» - спросила Даша. «Каких нутрий? - обиделся селекционер. - При чем тут нутрии? Вы, я вижу, вздорная девчонка!»