Камеристка

На это я должна сказать, что в те времена мы, конечно, не были ханжами, ни в разговорах на интимные темы, ни в любовных делах. И в этом отношении мы были просвещенными. Целомудрие и супружеская верность мало что значили; сегодня люди уже не так фривольны и либеральны в своих взглядах и в том, что касается супружеских измен. Но непристойные обвинения против королевы превзошли все допустимые пределы.

Глава шестьдесят восьмая

Никто в Тюильри не мог знать, переживет ли он следующий день. Мы слышали о кровавых стычках, насилиях и узнавали об убийствах из мести. 21 октября перед булочной в центре города образовалась толпа. Люди кричали, что пекарь виноват в нехватке хлеба. Естественно, это была чушь. Мужчина провел всю ночь в своей пекарне, но теперь у него кончился запас муки.

Никакие оправдания ему не помогли. Черни нужна была жертва. Пекаря поволокли к Гревской площади, где кровожадная толпа повесила его и потом еще и отрубила голову, насадила на пику и с воплями прошла так по городу.

Это был жуткий ритуал, который совершался много раз в день в разных частях города. У полиции и Национальной гвардии не было никаких шансов против вооруженных парижан, однако они пытались сначала захватывать самых отъявленных нарушителей закона. Но вскоре это оказалось опасным, потому что чернь силой защищала преступников.

— Королева очень сочувствует вдове жертвы и посылает женщине шесть тысяч ливров из своих личных денег, — сообщила мадам Кампан.

Мария-Антуанетта ради детей старалась не подавать виду, что боится. Но тот, кто внимательно наблюдал за ней, замечал, как у королевы стал пропадать голос. И тогда на глазах у нее появлялись слезы.

— Мои враги не должны знать, что им почти удалось меня раздавить, но внутренне я истекаю кровью, потому что ранена в самое сердце, — доверилась королева моей госпоже. — Мне хотя и оставили драгоценности и роскошные туалеты, но я — всего лишь заключенная. Им нужно силой предотвратить бегство короля и его семьи.

Несмотря ни на что, королева искала возможность покинуть страну. Немногие друзья королевской семьи непрерывно строили планы бегства; по крайней мере дофину и его матери нужно было обеспечить безопасность.

— Мария-Антуанетта должна попасть за границу, — сказала я, злясь на нерешительного короля, из-за которого они оказались в этом ужасном положении. — Ни одна женщина не должна переносить то, что терпит сейчас наша королева потому, что неспособные мужчины хотят настоять на своем. Каждый зверь, попавший в ловушку, пытается освободиться. Мой отчим рассказывал мне, что прошлой зимой он поставил западню на волка и зверь действительно туда угодил. Чтобы его не убили люди, чудовище перекусило себе переднюю лапу и, прыгая на трех лапах, обрело свободу. Эмиль нашел в западне только отгрызенную волчью лапу. Если уж дикий зверь способен на такое, то человек должен быть в состоянии отважиться на все ради своей свободы.

Мадам Франсина на это поведала мне то, что при дворе знали лишь немногие посвященные:

— Людовик уже связался с другими европейскими государями. Король заявил мне и некоторым другим придворным: «Мое согласие лишить дворянство и высшее духовенство их привилегий — это всего лишь отвлекающий маневр, чтобы выиграть время, вызвать с моей стороны к жизни революцию».

Это, надо признаться, совершенно ошеломило меня. Такого я от нерешительного короля никак не ожидала. Откуда в нем вдруг такое мужество? Можно было только надеяться, что он будет действовать осторожно, иначе дни его и Марии-Антуанетты скоро будут сочтены.

— Людовик наконец преодолел свою гордость и обратился к Карлу IV Испанскому с просьбой о финансовой поддержке, — продолжала моя госпожа. — С тем же и к императору Иосифу Австрийскому. Он пытается объяснить обоим, что ему срочно нужны деньги.

Я не стала ничего говорить о своих сомнениях — что понимает маленькая камеристка в большой политике, — да и перспективы на помощь были очень туманные. Но и этот призрачный шанс побудил некоторых друзей монарха дать ему фатальный совет все-таки не бежать из Франции, даже при опасности, которая будет грозить в первые дни контрреволюции его жизни и жизни его семьи.

Чрезвычайно рискованный совет, можно даже сказать глупый.

При дворе каждому нужно было вести себя так, будто все в полном порядке. В первую очередь это относилось к придворному церемониалу. Да, даже оживили старые обычаи со времен «короля-солнца». И было не важно, что парижская чернь устраивает под окнами дворца громогласные демонстрации.

Традиционный обряд вставания и отхода ко сну короля соблюдался, как и столетия назад, а королева, как и в начале их брака, председательствовала при вечерних карточных играх. Даже приглашали гостей. Старый обычай, когда король и его супруга ели на глазах у всех, пережил свой ренессанс, причем их обслуживали лакеи в роскошных ливреях.